– Так это уже девяносто первый год был. Катерина Геннадьевна с мужем видели, что цены каждый день растут, и их деньги в сберкассе превращаются в пыль, а снять не могли.
– Как они вообще пережили такое?
– Молодые были. Да и здоровья крепкого, – пожал плечами Пал Саныч. – Потом пронесся слух, что вроде стали потихоньку выдавать деньги. И все люди ринулись в сберкассу. Очереди, давка. Катерина Геннадьевна с мужем несколько дней стояли в такой очереди. Чего только не насмотрелись! За многие часы ожидания люди сознание теряли. Им пытались вызвать скорую. Однако, по номеру «ноль три» отвечали, что не приедут, потому что им не платят зарплату, и у них забастовка. Полный бардак и хаос. А однажды кто-то из стариков в очереди упал и больше не поднялся.
– Умер, что ли? – подавленно произнесла я.
– Да, от обширного инфаркта.
– Какой ужас! Ну, а Катерине Геннадьевне удалось хоть что-то получить?
– Выдали какие-то копейки. Они продукты на них купили, и все. Какой уж там дом в Полтаве? Живут по сей день в общежитии. Катерина Геннадьевна вспоминает часто, как в Полтаве тепло, хорошо, какие там фрукты растут. Прямо на улице можно с деревьев собирать и есть. Только нет туда дороги…
И, глядя сейчас на счастливого деда и Валентину Николаевну, меня стали обуревать мысли. А могу ли я, со своим опытом будущего, что-нибудь сделать, как-то предотвратить такой ужасный конец великой страны? Конечно, нет. Кто я такая? Простая билетная кассирша из провинциального городка. Хоть десять раз опытная. Однако, предупредить как-то стариков я должна. Только вот как? Не поверят ведь.
В теплой дружеской обстановке мы просидели до самой ночи. И никому не хотелось прекращать интересную беседу. А что поделаешь? Не было в те времена ни интернета, ни гаджетов, вот люди и коротали время за общением.
Ритка вернулась с горящими глазами и взахлеб начала рассказывать:
– Мама, ты представляешь, я подружилась с девочкой из соседнего купе!
– Ну и замечательно, – обрадовалась я. Наконец-то Ритка оторвалась от своих книжек и окунулась в живое общение. Да и еще и с незнакомой девочкой подружилась.
– Ее Светой зовут, – продолжала восторгаться Ритка. – И с ней едет такой милый хомяк, ты бы видела! Гошенька! Он в трехлитровой банке сидит. Но он не просто сидит, а постоянно карабкается по стеклу, как будто вылезти хочет! Он такой маленький, хорошенький, рыженький! У него такие глазки-бусинки! Вот бы у нас такой жил!
Этого еще не хватало!
– Рита, но ты же понимаешь, что за животным надо ухаживать, – начала я осторожно, – и банка ему подойдет только в дороге. А дома ему нужна просторная клетка. Его и кормить надо, и подстилку менять.
– Да, Света раз в день убирается, насыпает ему новые обрывки газеты. Кормит его морковкой и яблоками. Ой, я тоже так хочу! А какая у него шерстка мягкая! И в руках подержать так приятно!
– А еще следить надо, чтоб не убежал…
Тут дед, с интересом прислушивающийся к разговору, выдал:
– В Москве есть такой замечательный рынок, где животных продают. Птичий рынок называется. Мы туда сходим и выберем хомяка.
– Деда! – аж взвизгнула от счастья Ритка.
И я не стала спорить. В самом деле, животное в доме – большая радость. Так почему бы и нет?
Поздно вечером, когда почти все уже спали, я привычно отругала себя за то, что до сих пор не удосужилась сходить в вагон-ресторан на ужин с Димой. И опять задалась вопросом: какие шесть часов вечера он имел в виду? По нашему времени или по Московскому? А может, вообще по текущему. Впрочем, Дима человек военный, а значит, любит порядок во всем. Скорее всего, имелось в виду то время, в котором мы в данный момент находимся. Вот завтра узнаю у проводницы местное время, да и схожу наконец. Хватит резину тянуть. Ведь кому еще я могу рассказать о звонке домой? С кем еще посоветоваться?
