– Светлейшая и могущественная государыня, да будут ваши дни продлены Аллахом! Случившееся – недоразумение, и я прибыл со всей возможной поспешностью, чтобы помочь истине восторжествовать, ибо она дорога всем нам, сынам единого Бога. Этот почтенный шейх знаком мне, я поручусь за него. Он лекарь и действительно прибыл с последним караваном из Мисра!
– Да они все готовы ручаться друг за дружку. Всем известно, что собакам можно нарушать данные христианам клятвы, – менее уверенно бормотал обвинитель.
Но княгиня покачала головой: мусульманину, конечно, ничего не стоит обмануть франков, но не ради каждого раис плюхнется в грязь. Аль-Талиб сделал вид, что не слышал последних слов, и продолжал упорно убеждать маленькую властительницу:
– Да хранит вас Аллах, высокородная и сиятельная повелительница! Добрый человек приведен в заблуждение случайным внешним сходством, но известно, что мы, мусульмане, бываем очень похожими друг на друга, особенно в глазах франджей.
Он снова покорно склонился в грязь. Правосудие, похоже, зашло в тупик. Констанции полагалось бы быть на стороне обвинителя, потерявшего брата в кровавом бою с тюрками, но египетский лекарь выглядел таким беспомощным, к тому же, как ни странно, его уверения очень походили на правду. И Констанция не представляла себе, что мусульманская девочка может быть такой славной. Крошка закрыла лицо ладонями, но блестящий, черный, как слива, глаз следил с любопытством за княгиней сквозь пухлые крохотные пальчики. Констанция задумчиво нахмурила светлые бровки: если мусульманин и впрямь невинен, казнить его было бы слишком жестоко.
– А кто-нибудь может доказать, что он лекарь?
Раис прижал руки к сердцу, снова склонился до земли:
– Я сам, светлейшая и могущественная государыня, и многие честные жители Антиохии – свидетели его необыкновенной учености и исключительного умения. Уважаемый аль-Дауд – последователь знаменитого ибн Сины, известного и латинянам под именем Авиценны. Лучший медик нашей общины хотел спасти жизнь купцу из Марокко, отрезав его загноившуюся руку, но многоопытный аль-Дауд убедил купца ввериться его умению. Десять дней достопочтенный врачеватель мазал пораженную руку своими мазями, и рана затянулась, альхамдулиллах! Сегодня купец совершенно здоров. Мы можем призвать его, чтобы он обеими руками подтвердил мои слова. Аль-Дауд лечит и моего сына, мальчик страдает кашлем, и все наши чаяния на умение почтенного медика.
– Ну что я говорил! – обвинитель что есть силы хлопнул себя по ляжкам и победоносно оглядел слушателей: – Колдун, как есть колдун!
– Ваша праведность, – возразил египтянин дрожащим голосом, – я не колдовал, я взял нетолченого ушнана, сжег его, смешал с оливковым маслом и крепким уксусом и этой смесью смазывал болячку, пока ее не разъело, а затем взял пережженного олова, прибавил к нему жира и мазал этой пастой…
Констанция невольно кивнула: Грануш тоже промывала незатягивающиеся раны уксусом. Ей самой было неловко огорчать брата героя и немножко стыдно сочувствовать мусульманину, но, сдается, у нее не осталось выбора, она вынуждена оправдать египетского медика. Пусть все неверные знают, что суд франков такой же праведный, как нечестивы и глубоки их заблуждения!
– Годефруа, – княгиня подозвала начальника своей охраны. – Пожалуйста, освободите мусульманского врача и проследите, чтобы никто не причинил ему вреда. А вы, мессир Ибрагим, если все сказанное вами – правда, оставайтесь в нашем городе и приносите пользу. – Не удержалась, взяла с ближайшего прилавка персик и протянула девочке: – Держи. Не плачь и не бойся. Франки – добрые и честные люди.
