– В этот раз она не станет спорить, – понадеялся он. – Я скажу ей, от чьей руки ты на самом деле погиб. Скажу ей, что на самом деле здесь происходит. Она поймет, что все это время ошибалась и пожалеет, что не была на моей стороне… Она пожалеет, что выбрала этого безрогого вола, не видящего дальше плуга, в который его запрягли…
– Не надо так про Брюма, – паренек успокаивающе потряхивал Венчуру за плечо. – Вы бы без него совсем пропали… А шезлонг из моих костей? Она еще сидит в нем? В моих объятиях?
Венчура заглянул в вопрошающие глаза паренька – те явно желали услышать, узреть, что он первым был, первым и остался. Азарт охотника – угодить стрелой в самое сердце, чтобы та осталась в нем до самого последнего толчка. И неважно, сколько перед ним, самым последним, оно еще побьется. Венчура не хотел обманывать отца. Но и расстраивать тоже. Он отвел взгляд. Паренек понимающе кивнул.
– Знаю, она рассказывает тебе, что я самая большая ошибка в ее жизни – часто и громко, чтобы и самой в это поверить. Пойми ее. Брюм – надежный мужчина, и она должна быть его верной женщиной. Хотя бы снаружи. А что ей еще остается?.. Я не перестаю себя ненавидеть, за то что так вас подвел…
– Ты не подводил, – процедил Венчура. – Ты бы вернулся с охоты, как и всегда. Это тебя подвели, предали… те, к кому ты не боялся повернуться спиной… Проклятые Смотрящие в Ночь… Ты знаешь, кто из них… сделал с тобой это? – он опустил глаза на смертельное увечье отца.
– Это сделал вождь, – проговорил тот. – Их руками. Пока его собственные руки покоились на горле их близких, готовые в любой миг сжаться… Нас всех подвели и вынудили подводить других… Но уже очень скоро ты все это прекратишь. Только тебе это под силу.
– Я не так уж и силен…
Паренек отвесил ему легкий подзатыльник.
– Вот где твоя сила, балда… Спору нет, ты столь тощий, что тебя сдует ветер. А Брюма ветер не сдует – зато вьюга снесет. Но если вы все встанете толпой и крепко возьметесь за плечи – сама зима в ужасе повернет вспять…
– Зима неотвратима…
– Это так, – сплюнул паренек и утер губы плечевой подвязкой. – Но есть места, куда она никогда не приходит… Где листья зелены, а плоды на них сочны и бесчисленны, а дичь буквально сама выпрыгивает навстречу… Я вижу по твоим глазам, как ты жаждешь листвы… Я наблюдал сегодня за тобой, на границе… Ты старался не думать о ней, но я уловил твой жадный взгляд, брошенный на деревья за рвом… Ты поведешь туда людей. Вам незачем здесь оставаться. Это место проклято и бесплодно, и этот Скальный дворец – пусть он остается упырям…
– Как мне вести за собой людей, если меня не готова выслушать даже собственная мать?..
– Ты бы еще спросил, как выстрелить из лука собственной рукой, что его натягивает, – усмехнулся паренек. – На то она и твоя мать, чтобы никогда тебя не слушать… Пошли лучше в гости к Куклуку Черноротому… Тебе необходимо выспаться. Тебе предстоит очень тяжелый день…
– Пойдем, если наконец назовешь свое имя.
Отец горестно вздохнул и застегнул безрукавку на своем порванном животе.
– Я мастерски ловил зверей, – сказал он. – А ты мастерски ловишь на слове. Ну хоть что-то тебе от меня передалось…
Отвернувшись от сына, он зашагал обратно к скалам и скрылся в их высоких тенях. В его последних словах Венчуре почудилась укоризна. Негоже было расстраивать отца.
* * *
Колопантра сосредоточенно плела пончо из кукурузного лыка, пока Венчура полумертвым голосом рассказывал ей о границе, о несуществующих Пожирающих Печень и об убийстве его отца предателями с копьями. Ее подбородок был наморщен от внимательности, а глаза под набрякшими веками не сводились со змеиного клыка, которым она водила туда-сюда, стягивая нити. Заметив, что сын замолк, она сварливо покосилась на него, скрипнула зубами, и вернулась к делу. Венчура растерялся.
