– Я больше люблю работать дома, чем ходить позировать, – с самым растерянным видом пролепетала Нанина и выскользнула из комнаты, сделав прощальный реверанс, хотя скорее можно было подумать, что это у нее от ужаса подкосились ноги.
– Эта робкая девочка была бы хорошенькой, – заметила мадемуазель Виржини, – если бы она знала, как улучшают цвет лица, да если бы на ней было приличное платье. Кто она?
– То лицо, которое должно ввести меня в студию мастера Луки Ломи, – смеясь, ответила Бригитта. – Не правда ли, довольно забавная союзница для моей затеи?
– Где ты с ней познакомилась?
– Здесь, конечно! Она постоянно торчит тут в ожидании какой-либо несложной работы, которую она утаскивает в самую нелепую комнатушку в одном из переулков близ Кампо-Санто[3]. Однажды я из любопытства пошла за ней, дала ей войти и вскоре постучалась у ее двери, будто я в гости пожаловала. Ты представляешь себе, как она смутилась и испугалась! Я была сама любезность, проявила необычайный интерес к ее делам и таким образом проникла к ней в комнату. Ну и жилище! Небольшой уголок отделен занавеской, и это спальня. Один стул, одна табуретка и одна сковородка на огне. Перед очагом – косматый пудель, чудовищно безобразный, а на табуретке прелестная девчурка плетет циновочки под тарелки и блюда. Вот и все хозяйство, включая мебель и прочее. «Где твой отец?» – спросила я. «Сбежал и бросил нас много лет назад», – ответила моя маленькая приятельница. Она сообщила это со своим обычным простодушием и полнейшей невозмутимостью. «А мать?» – «Умерла!» Сказав это, она пошла к маленькой плетельщице и начала играть ее длинными льняными волосами. «Это, наверное, твоя сестренка? – спросила я. – Как ее зовут?» – «Меня называют Ла Бьонделла», – отозвалась малютка, отрывая глаза от работы. Ла Бьонделла, Виржини, значит «белокурая»! «А зачем этот огромный, косматый и уродливый зверь валяется у вас перед очагом?» – спросила я. «О! – воскликнула маленькая плетельщица циновок. – Это наш любимый старый пес Скарамучча! Он сторожит дом, когда Нанина уходит. Танцует на задних лапах и прыгает через обруч и падает мертвым, когда я крикну “куш!”. Скарамучча несколько лет назад увязался за нами, когда мы шли домой, да так с тех пор и остался у нас. Он каждый день уходит неизвестно куда и обычно, возвращаясь, облизывается. Поэтому мы боимся, не вор ли он; но его никто еще не накрыл на таком деле, потому что это умнейшая собака на свете!» Девчурка без конца тараторила о зверюге, разлегшейся у камина, пока я не остановила ее. А эта дурочка Нанина стояла рядом, смеялась и подзадоривала ее. Я задала им еще несколько вопросов, на которые получила довольно странные ответы. По-видимому, они никогда не слыхали о каких-либо родственниках. Соседи в доме помогали им после исчезновения отца, пока они не подросли настолько, что стали управляться сами. И они, кажется, нисколько не считают себя несчастными от такой убогой жизни. Последнее, что я слышала, уходя от них в тот день, был возглас Ла Бьонделлы «куш!», потом отрывистый лай, глухой стук о пол и взрыв смеха. Если бы не эта собака, я чаще навещала бы их. Но скверный пес невзлюбил меня: рычит и скалит зубы, как только я подхожу близко.
– Девочка показалась мне нездоровой, когда была здесь. У нее всегда такой вид?
– Нет, она изменилась за последний месяц. Я подозреваю, что наш интересный молодой человек произвел на нее впечатление. Чем чаще она в последнее время позировала ему, тем больше бледнела и теряла спокойствие.
