– Хорошо! – отечески похлопал меня Мишель по плечу.
– И да, слушай, я совсем забыла! Я видела у тебя такие симпатичные колечки для салфеток… у меня конечно, есть, но надо же, чтобы они гармонировали с приборами?
Мишель нагло заржал, приобнял меня покрепче и сказал «Все сделаю!»
Когда нам привезли от него еду, я увидела, что заботливый Мишель приложил к этому еще скатерть, накрахмаленные салфетки и даже вилки. Очевидно, он не исключал, что при моей выдающейся хозяйственности обычно мы едим руками…
Главный упор в показе дома я решила сделать на двух вещах. На собаке – все-таки королевский дог 1 метр в холке дорогого стоит. И на старинной картине, которую мы по случаю когда-то купили в антикварном салоне. Картина была вся черная от времени, сквозь эту черноту ненавязчиво проступали очертания фруктов и так недостающего мне фруктового ножа, но главное в ней был год – 1760. Провенанс – то есть история обретения произведения, сложился у меня сам собой. Картина была из старой виллы, в это время Моцарт наверняка шатался в Вене по друзьям, и хозяева уж точно просили его после нескольких рюмашек: а сбацай нам, друг Моцарт, что-нибудь из своего! Короче, перед этой картиной он сочинил, а потом частенько наигрывал вот это вот: тара-там, таратам, таратам-там… Маленькую ночную серенаду. Фрукты его очень вдохновляли – в то время их было лучше видно…
Словом, когда у дверей раздался звонок, я была готова ко всему.
Но не к тому, что наши гости привезут с собой двух кошек.
– Их нельзя оставлять одних – правда, мои ма-аленькие! Они скучаю-ют! – причитала одетая в дорогущий кислотно-розовый брючный кэжуал Паула над несчастными заключенными, забившимися в переноски. – Пусть подышат лесным воздухом, послушают тишину!
В этот момент муж не удержал дверь, и… Что сказать. Собака мои ожидания оправдала. Когда громадина дог ринулся к машине с лаем, от которого эхо стало в ужасе биться головой о скалы, кошки отчаянно зашипели, а гости мгновенно оказались в авто и захлопнули дверь.
– Вы сказали, что собачка добрая… – проканючила Паула, приоткрыв на полсантиметра окно.
– Да, но не к кошкам! – уточнила я.
– О, они отлично посидят в машине! Они обожают машину! И в ней прекрасно подышат воздухом! – жалобно простонала Паула. – А нам можно выйти?
Я разрешила, и тут оказалось, что с ними приехала и очаровательная тихая девочка лет 8 в нежном платьице от кутюр.
– Поиграй с собачкой! – предложила ей добрая Паула (так я поняла, что это дочка от первого брака Теодора).
Я взяла задрожавшую девочку за руку и решила быстро волочь гостей к картине. Пока не пришли в себя. Но картина как-то не пошла – по-моему, Паула не узнала в моем исполнении Моцарта.
И тогда я, как Моисей, стала водить гостей по дому кругами: мы поднимались по лестнице, чтобы посмотреть спальню, потом спускались в подвал полюбоваться на зимний сад, потом снова поднимались наверх заглянуть на балкон, потом шли на первый этаж осматривать часть гостиной, тут я ненатурально вскрикивала:
– Ой, я же забыла показать комнату для гостей! И снова тащила Паулу наверх… Когда я увидела, что Паула уже валится со своих каблуков, я вывела ее на балкон и, вспомнив знаменитый мультик про кота в сапогах, показывающего земли Маркиза Карабаса, махнула рукой куда-то вдаль:
– Вот, еще не решили, что с этим делать!
Я просто знала, что низенький сетчатый забор перед бескрайним соседским участком зарос травой до полного исчезновения.
