Рассматриваем интернет-страницы новой зазнобы Бори. Это обычная молодая женщина с периферии. Ее родной город – Воронеж, там она и живет. Согласно анкете Жене двадцать три года. Мы дали бы на год-другой побольше. Образование высшее, хотя наши попытки расшифровать аббревиатуру учебного заведения безуспешны. Кажется, Женя работает администратором в фитнес-клубе. Она невысокая, худенькая и плоская. В духе Бори: он любит кидаться на мослы.
До встречи с Милой остается чуть-чуть. Надо успеть помочь старому другу. Благо он согласен на любую цену.
На страничке Жени указан ее мобильный телефон. Мы находим привязанный к этому телефону банковский счет. Переводим Жене десять тысяч рублей. Пишем, что уплатим в два раза больше за фотографии ню. Это своего рода ва-банк. Для образца интересующих нас поз шлём Жене фотосессию какой-то секси-штучки в Playboy. А через секунду падаем в объятия заждавшейся Милы.
Секс в гостиницах хорош новизной обстановки. Для любовных утех мы снимаем номера в разных отелях. Кое-где широченные подоконники, что дает возможность совокупляться, глядя на огни Москвы. Другие гостиницы могут похвастаться крепкими раковинами, выдерживающими самых упитанных женщин. Хотя совсем упитанных мы не жалуем.
(Ранее я не зря отмечаю, что Промилле не дают покоя фантазии о сексе на любых поверхностях, которые для этого не предназначены.)
Сегодня же нам выпадает огромное джакузи. После часового секса мы отмокаем в нём. Завершая дебютный акт, Мила испытывает оргазм в позе наездницы. Валим ее на спину и тоже кончаем.
Антракт. Сидим в джакузи и рассказываем книжные новости. Мила прочитала книгу Барнса «Артур и Джордж». Хороший язык, говорит, только скучновато. Нам по вкусу такие романы, мы сами один издали.
Рассказываем Миле о другой скучной и хорошо написанной книге. Это набоковский перевод «Кола Брюньона» Роллана. Молодой Набоков был склонен русифицировать имена персонажей. Самую известную героиню Кэрролла он превратил в Аню. Кола Брюньон в его интерпретации оказался Николкой Персиком. Мы отмечаем вязкость повествования, скупость действия и красочный эпикурейский язык.
Миле нравится этот обмен впечатлениями. Потянувшись к телефону, цитируем выписанный отрывок: «Мое воображенье вертится на подмостках перед глазами разума, сидящего в удобном кресле. Всё делается в угоду мне. Целый мир – театр мой…»
Следом мы обращаемся к последнему завершенному роману Набокова. Зачитываем Миле разговор героя с его двоюродной бабкой:
«– Довольно кукситься! – бывало, восклицала она. – Смотри на арлекинов!
– Каких арлекинов? Где?
– Да везде! Всюду вокруг. Деревья – арлекины. Слова – арлекины. И ситуации, и задачки. Сложи любые две вещи – остроты, образы, – и вот тебе троица скоморохов! Давай же! Играй! Выдумывай мир! Твори реальность!»
– Смотри-ка, – говорим мы нашей бесстыже рассевшейся в джакузи обнаженной любовнице, – как интересно. Между этими текстами Набокова полвека, а какое сходство образов, идей.
Кто-то рассказывал, будто лучше всего мужчину характеризует то, что он говорит после секса. Что ж, давайте выпишем нам характеристику зануды. Впрочем, согласно признанию многих женщин этот зануда отлично трахается. Занудство этому способствует. В каждой позе мы остаемся едва ли не час. Женщинам попросту некуда деться. Наши любовницы кончают от безысходности.
(Здесь Канцлер демонстрирует характерную и для Акемгонима Горгоноя уморительную по уровню наивности уверенность в том, что он способен доставить оргазм любой партнерше. Кажется, об имитации женского оргазма писатель и его персонаж знать не знают.)
