Отец-командир был по немецки скуповат.
Сели втроем пить чай. Орлова заставили рассказывать о своей службе, учебе, семье. Сначала он запинался, затем разговорился.
– … Сирота я. Папенька отдал Богу душу в турецком плену когда мне было три года, маменька ещё раньше преставилась от холеры. Дядя Всеволод Никитич меня вырастил и воспитал. Я его единственный наследник.
– Много ли душ у дяди? – спросила Ванда вкрадчиво.
– Тысяч пятнадцать. Да в моем имении десять, – беззаботно поведал поручик, – Им тоже дядюшка занимается.
Лёгкая тень алчности пробежала по прекрасному лицу баронессы, но тут же исчезла.
– Это вы из каких Орловых? Легендарный светлейший князь Григорий Орлов вам не родственник? – поинтересовался барон.
– Дальний. Как мужики говорят, нашему плетню троюродный забор, – тонко пошутил Леонард, – А, вообще-то, мы калужские. И имение у дяди в Калужской губернии.
Ванда негромко рассмеялась. Смех её был подобен аккордам небесной арфы! От сего чарующего звука сердце и без того потерявшего голову поручика не выдержало напряжения и оборвалось, с шумом рухнув в сапоги, а мозг заволокло туманом счастья. Забыв, где он находится, Орлов не глядя нашарил подвернувшуюся бутылку со стола и налил себе полную чашку. Выпил залпом. Оказалось – ром. Глаза хозяйки удивленно расширились.
– Знай наших! – восхищенно крякнул полковник, – Ну-ка, я тоже!
– Пьер! – запротестовала супруга, – У Вас же диэта!
– Ер-рунда! – парировал бравый вояка, и выпил.
Затем, без перерыва и закуски – ещё одну. И ещё.
Орлову сделалось неловко. Он понял, что, сам того не желая, спровоцировал милейшего Петра Иоганновича на запой. И сделать уже ничего было нельзя, процесс соскочил с зарубки: командир вошел в раж, и перешел с рома на коньяк. Леонард даже не пытался за ним угнаться. Через час таких упражнений пришли два гайдука и унесли бесчувственную тушку барона в спальню.
– Увы! Вечер испорчен… – грустно посетовала Ванда, – Вы извините его, Леонард Федорович. Он так устает на службе! Ответственность… и вообще… А мне теперь до самой ночи скучать одной!
– Я… Позвольте мне… Я… Это… С Вами посижу… или постою… то-есть, побуду, – бессвязно забормотал Леонард, сжигаемый тайной надеждой, что удастся задержаться ещё хоть немного.
– Любите ли вы стихи, Леонард Федорович? – вдруг спросила Ванда деловито.
– О, да! Люблю… – несколько удивился тот.
– Прекрасно! Приходите в четверг, в семь. У меня будет несколько любителей поэзии, этакий литературный салон. Почитаем друг для друга… Викторина будет, конкурсы разные… Придёте? – Ванда лукаво наклонила головку.
Не в силах вымолвить единое слово от радости, что увидит её вновь, Орлов часто-часто закивал.
– Ну, вот и отлично! А сейчас Вам пора… – богиня протянула руку для поцелуя.
Поцеловав оную уже чуть более смело, наш герой с поклонами удалился, и до самой ночи бродил по улицам: переживал. Стихи он читал редко, наизусть знал только из гимназического курса. Но дело поправимое! До четверга ещё два дня! Он успеет выучить наизусть что-нибудь… эдакое.
Все утро следующего дня он рыскал по книжным лавкам, доводя приказчиков до белого каления своею придирчивостью и неспособностью точно выразить, что ему потребно. Наконец, в четвертой по счету лавке, нашелся тоненький сборник стихов Роберта Бёрнса, в переложении на французский. Оригинальный текст был слева, перевод – справа. Представлялся удобный случай прослыть интеллектуалом: мало кто знал английский. А Леонард языком островитян владел! Прочитать стих, затем – французский перевод!
