От долгой ходьбы тело совершенно переставало слушаться, руки немели, а ноги казались ватными. К счастью, они наконец добрались до нужного места. Тут до Хайме дошло, что девушка таки решила пустить его к себе в дом. Что ж, он был рад, правда сейчас не в состоянии как-либо проанализировать такую резкую перемену. Видимо за время прогулки Лу убедилась, что ему можно доверять и решила пустить к себе. Его это устраивало, и он понял, что должен вести себя максимально тактично, не злоупотребляя доверием своей новой знакомой.
Во дворе дома можно было увидеть привычные морские принадлежности, которые очевидно достались девушке от отца. Разные сети, лезвия и даже лодка, лежали без какого-либо порядка. Видимо с тех пор, как Лу осталась одна, эти вещи более не пригождались. Правда и выбросить она их не могла, так как это была память. Как и в случае с татуировкой, такое можно было вырезать лишь вместе с кожей и добровольно бы она такого не сделала.
Ещё одной важной деталью был сад. Небольшой, но радующий глаз; он вызывал лёгкий диссонанс. Пока всё что видел в Вальбергене Хайме – жутковатые следы промысла, покосившиеся дома и неприятные люди. Посреди этого сложно было представить такой красивый и приятный пейзаж, пусть и не идеальный. Каждый куст бережно обрабатывался, немного неуклюже обрезанные листья вызывали какую-то теплоту. Словно речь шла о работе ребёнка, который ещё немногое умел, но делал всё от чистого сердца. Сад состоял из нескольких рядов растений. В основном здесь были разные цветы, из которых Хайме знал лишь ирисы. Их он видел в школьном учебнике биологии. На уроках парень не отличался внимательностью, так что вместо того, чтобы внимать слова учителя Корвина, тот листал учебную книгу и разглядывал картинки.
Лу зажгла фонарь, который висел на улице, чтобы озарить пространство рядом с домом. Перед её спутником открылся вид уютного здания с резными окнами. Сам дом был построен из простых брёвен, которые ладно соединили воедино. Хайме не удивится, если отец Лу сам его поставил. Он был уверен, что это сильный и волевой человек, в одиночку способный и не на такое. Своего отца Хайме не знал и потому чувствовал, как ему нравится этот сильный образ родителя, который обрисовала Лу. Хотел бы он так рассказывать о собственном папе, но увы.
Взойдя по ступенькам вслед за девушкой, Хайме оказался внутри дома. Девушка зажгла свет и перед ними открылось убранство скромного жилья. Кровать напоминала Хайме подобную из детского лагеря, жутковатые пружины в детстве его забавляли, а сейчас же скорее пугали. Стол и стулья располагались рядом, особенно выделялось то, что их соорудили из дерева. Хайме буквально видел на них следы сруба и разные сопутствующие круги, которые неизменно украшали каждое дерево. На столе располагались элементы посуды. Ничего особенного, стандартная такая утварь. Одна из ложек была сильно погнута и Хайме, уже полусонным голосом спросил:
– Что это с ней приключилось?
– Ничего такого. Она просто погнута.
– А зачем хранишь? Или может её можно обратно вправить?
– Не надо ничего с ней делать.
– Ладно, не злись. Я просто любопытствую.
– Это ложка моего брата.
– Так у тебя есть брат.
– Был, но теперь вот нет его. Ложку он сам погнул. Мне жаль её выкидывать.
Хайме сильно пожалел о своей бестактности. Его лицо стало красным. Ни один человек в «Грайм Рох» не мог застать Хайме врасплох. Какая бы ситуация на фабрике не была, он как-то умудрялся игнорировать замечания Элларда и не слишком приятные отзывы от других коллег. Он просто прибывал в неком вакууме. Их слова не трогали его, не доходили, оставаясь где-то за пределами гигантского пузыря, который он себе придумал. А этой девушке, с которой они знакомы несколько часов, удалось вдруг поставить его в такое положение. Удивительно.
