Людмила вдруг ощутила ту же злость, что на собрании. Посмотрела Руслану в глаза и сказала твердо:
– Я не хочу туда идти. Просто не хочу. Чувствую, что-то не так.
– Глупости! – Руслана, казалось, еще больше разозлили ее слова. – Беспочвенные подозрения! Доктор прекрасный человек! Умный и интересный! Ты должна гордиться, что он проявил к нам интерес и фактически предложил дружбу!
Людмила сжала зубы и проглотила подступающие к горлу горькие слезы.
– Я не хочу. И вообще… твой доктор… Я боюсь его!
Руслан посмотрел на нее с жалостью. Будто на больную. Или умалишенную.
– Мой? Это ты потащила нас на прием к Шталю! Забыла? А теперь она его боится!
Людмила вдохнула, чтобы ответить. Что-нибудь злое и обидное…
Но внезапно поняла, что Руслан прав. Опять тяжелой бесформенной тушей навалилось чувство вины. Стало противно и тоскливо. Во всем виновата она сама. По щекам, обжигая, скатились горькие капли. Больше сдерживать слезы она не смогла.
Но Руслан будто и не замечал, что она плачет. Впервые.
Отошел к окну. Чужой. Безучастный.
– Я ничего не хочу слышать. Если бы ты сказала сразу – мы могли бы это обсудить. Ты сама сделала этот выбор. Хочешь ты или нет – я пообещал доктору Шталю, что я буду на этом маскараде. С тобой или без тебя.
Людмила вздрогнула, как от пощечины. Даже помутилось в глазах. Похолодела от страха…Без тебя…Он, правда, сказал это?
– Ты…ты.. не можешь… как ты…
Последняя капля прорвала плотину ее терпения. Разревелась, в голос, навзрыд. Убежала на кухню, хлопнув дверью.
«Антошка… проснулся, наверное… – мелькнула последняя здравая мысль. Потом было просто отчаяние. Глухое, мертвое, выжигающее душу.
Согнулась пополам, будто от удара в живот, сползла на пол. Боль не отпускала, разливаясь в груди жаркими пульсирующими толчками.
Она ждала… Ждала, что сейчас Руслан войдет, поднимет ее с пола, отнесет на руках в постель. Как ребенка. Будет шептать глупые нежности.
Он так и не пришел. Когда кончились слезы, пошла в ванную. Умылась, стараясь не смотреть на свое опухшее лицо с красным носом. Тихо нырнула под одеяло. Спит? Или притворился? Ровное дыхание… Спит… Всхлипнула.
– Милочка… Прости… – теплые руки сгребли, обняли, прижали так, что нечем стало дышать. – Но и ты неправа… вывела меня из себя…
Опять потоком хлынули слезы… Сладкие, сладкие слезы. Родной…
– И ты… прости.
Обида, отчаяние растворялись в нежной радости, оставляя только горький вкус слез на губах. Открылась этой радости до предела, впустила, как свежий ветер.
Горячий шепот обжег ухо:
– Я заглянул в коробку. Оно такое красивое. Ты будешь неподражаема!
Радость погасла, будто задули свечу.
Ветер осторожно, будто боялся разбудить спящих, перебирал голые ветки деревьев за окном. Неживой тусклый свет фонаря заглядывал за штору, разбавляя темноту. Почти до утра Людмила пролежала с открытыми глазами и наблюдала за причудливо сплетающимися на потолке тенями.
В голове, как ночная бабочка в стекло фонаря, билась брошенная Русланом фраза: «Без тебя… Без тебя».
Из пыльного темного угла подсознания расползалась паника. Людмила отчаянно пыталась загнать ее обратно, но страх пропитывал ее, отравлял, лишал способности мыслить.
Без тебя… Без тебя… Он сможет без тебя. А ты? Быть как мама – то озлобленной на всю мужскую половину человечества, то заискивающе глядящей в глаза очередному кавалеру, что приводила домой, стыдясь самой себя и дочери? Нет! Ни за что!
