Она все дергала меня за косы, визжала, как циркулярная пила, а я безрезультатно лупила ее по плечам.
И кто знает, чем бы все это кончилось, если б помощь не пришла с самой неожиданной стороны.
— Они бесплатно пожирают мою похлебку! — раздалось с лестницы трагично и драматично. Любой драматический актер обзавидовался бы.
Это мой хозяин вышел посмотреть, что это такое происходит в его таверне, откуда столько шума.
За его плечом маячил перепуганный Карл. Видно, это он позвал отца в поддержку, видя, что численный перевес не на нашей стороне.
А нетрезвый папаша Якобс — это был именно он, — выдержав эффектную паузу, громко икнул и кубарем скатился по ступеням.
Однако, тотчас же подскочил на ноги, как ни в чем не бывало, и накинулся с кулаками на старика.
Тот, не прекращая посасывать голую уже кость, зачем-то горстями хватал горох из стоящего рядом с печью мешка и сыпал себе по карманам.
Нападение папаши Якобса заставило его отказаться от этого увлекательного занятия и обратить все силы в оборону. Тем более, что папаша Якобс оказался не дурак подраться. Он принялся так мутузить старика, что ворованный горох брызнул в разные стороны.
— Мое добро-о-о! — визжал тенорным фальцетом папаша Якобс, кулаками выколачивая пыль из спины старика. — Мой горох, моя чечевица! Ме-еня обворовывать!..
— Не обворовывать, — пыхтел старик, кое-как защищаясь от крепких кулаков папаши Якобса. — А только лишь забрать причитающееся нам!
— Тут все мое! — ревел Якобс.
— Купил девку по дешевке! — завопила ему в ответ злая старушонка, выпуская мои волосы из своих цепких ручонок. — Да она стоит в несколько раз дороже! Отдавай то, что не додал!
Она так пихнула меня, что я кубарем покатилась по полу. А старая мегера накинулась на Якобса и повисла на его спине.
Тут и Карл подключился.
Схватив метлу, он принялся колошматить ею прицепившуюся к отцу бабку. Якобс воодушевленно тузил старика.
Я сидела в ужасе.
И неизвестно, чем бы кончилась потасовка, если б папаша Якобс не начал побеждать.
Старик рвался из его рук, оставляя клочья своей одежды. Та расползалась по швам с сочным хрустом. В руках папаши Якобса осталась уже пара черных клочков от парадного сюртучка старика.
Бабка, наполучав метлой, съехала со спины Якобса на пол и сидела, громко охая.
И тогда старикашка предпринял отчаянную попытку победить.
У стола он оставил свою трость; за ней-то он ринулся в великолепном прыжке.
И ею же нанес сокрушительный удар папаше Якобсу прямо по темени, отчего тот рухнул, как подкошенный. Полилась кровь, пропитывая редкие волосы и колпак Якобса.
— Убили-и-и, — хрипел он. Его глаза совершали неторопливый обход глазниц независимо друг от друга.
Карл бросился к отцу — вот добрая душа!
Старуха, увидев такой поворот, ползком двинула на выход, притом весьма шустро. А старик, нервно одернув рваный сюртук, попытался придать себе гордый вид. Неспешно направился на выход, но не удержался — в пару прыжков вернулся к мешку с горохом и ухватил еще пару горстей.
— Вон! — прокричал Якобс. Он кое-как уселся и запустил свой тяжелый башмак в старика, как в нашкодившего кота.
Башмак прилетел точно старику по горбу, и тот прыснул, как испуганный курёнок.
А папаша Якобс внезапно повеселел.
— Хы-хы-хы, — рассмеялся он, рассматривая то, что было зажато в его руке.
Вместе с тканью сюртука он вырвал у старика и карман. В нем оказался кошелек, набитый медяками. Убытки и легкие телесные окупились с лихвой.
