И второй момент: как снять жилье без паспорта?
Телефон издал звук о сообщении в мессенджере.
Олег. Я прочла его сообщение и истерично рассмеялась сквозь слезы.
«Привет, моя самая лучшая, самая любимая женщина на свете! Надеюсь, моя посылка тебя порадовала и у тебя все хорошо».
***
— Как же так, деточка, — сказала Татьяна Ивановна. — Эк тебе не повезло-то! Ну ничего, поживи у меня пока бесплатно месячишко-другой, а как денег заработаешь, так и заплатишь.
Ну, точнее, могла бы сказать, окажись я в сказке. Однако я не в сказке, да и Татьяна Ивановна — не фея-крестная.
На самом деле она заохала в трубку, запричитала:
— Охохонюшки, что делается-то! Ну ты звони, как будут деньги. Ежели еще не сдам комнатушку, сможешь жить.
Угу, обязательно.
Ну, хоть объяснила, как пройти к ближайшему отделению полиции, чтобы написать заявление о краже паспорта. Туда я и шла.
По пути вспоминала сообщение от Олега. Оно добило меня окончательно.
Такое ощущение, словно вселенная всячески проверяла, уверена ли я в решении больше не возвращаться к мужу. Мол, вот, он руку помощи тянет, протяни свою — и все проблемы быстро решатся.
Только вот я знала: не решатся. Наоборот, усугубятся.
Грешным делом даже подумала, что муженек каким-то образом и организовал эту кражу.
— Ну что, гражданочка, пойдемте, будем писать заявление, — обратился ко мне усатый полицейский в возрасте, когда я объяснила, зачем пришла и что случилось.
Он устало вздохнул, пригласил пройти в кабинет, а там подошел к столу и водрузил свое грузное тело на старенький стул.
Я мельком посмотрела на еще два точно таких же стола, за которыми сидели мужчины в форме, присела напротив и принялась отвечать на вопросы Николая Степановича Гришко. Ну, во всяком случае так гласила табличка на его столе.
— Мила Ремезова, — продиктовала имя и фамилию, чтобы их внесли в протокол.
— Людмила? — переспросил полицейский.
Я досадливо поморщилась. С детства не любила полную форму своего имени, поэтому сменила его на Милу, когда получала паспорт в восемнадцать.
— Нет, именно Мила.
Мужчина принялся заполнять какие-то бумажки, а я обводила взглядом нехитрую обстановку и старую мебель, которая не менялась десятилетиями. И очень походила на мебель в детском доме, в котором я выросла.
В памяти сразу всплыли воспоминания, как я пряталась за одним под одним из таких вот столов, а старшие мальчишки обступили меня, тыкали пальцами и смеялись в лицо: «Людка — дочь ублюдка! Людка — дочь ублюдка! Ха-ха-ха!»
Мне было лет шесть-семь, и я понятия не имела, что значило это слово, но оттого оно казалось еще более обидным.
Помню, как подбежала к нянечке, Елизавете Марковне, которую величала Лисаветой Маковной из-за проблем с дикцией, дернула ее за платье и зашептала:
— Няня, няня, а что значит ублюдок?
Лицо Елизаветы Марковны вытянулось, она задумчиво нахмурилась, взяла меня за плечи и сказала:
— Людочка, это... м-м-м... скажем так, плохой человек. Ты где это услышала? Не нужно так никого обзывать, хорошо?
Я медленно кивнула.
Получается, я дочь очень плохого человека. Так вот почему меня бросила мама и почему меня никто не хотел удочерять!
Я забилась в какой-то угол и горько плакала там до тех пор, пока меня не нашла няня.
— Плохая, плохая! — билась в истерике я, а Елизавета Марковна утешала меня как могла.
Именно с того дня я просила называть меня Милочкой.
— Гражданочка! — вырвал меня из воспоминаний громкий оклик. — Прочитайте и подпишите там, если все верно.
