Пропустив мои слова мимо ушей, он обратился к Руслану:
— Предупреди, что мы будем через минуту. Всё должно быть готово. И чтобы никаких заминок. Не хочу тратить на эту ерунду время.
Вечер был сырым и холодным, но я не чувствовала этого. Ерунда?! Для него это ерунда?! Он собирается смять под себя мою жизнь, превратить меня в свою пленницу, и называет это ерундой?!
Слов не было, только внезапно образовавшаяся пустота внутри разрасталась всё сильнее и сильнее. Я стояла на краю пропасти и понимала, что хочу я того или нет, мне придётся шагнуть в неё. Не сделаю этого сама — получу тычок в спину и всё равно сорвусь вниз.
— Успокоилась? — когда Руслан, отделившись от остальных теней, скрылся за тяжелой дверью, Яков взглянул на меня.
В ответный взгляд я вложила всё, что было у меня внутри: досаду, презрение и ненависть. Но что мои слова, что взгляды ничего для него не значили.
Убедившись, что истерик не будет, он пошёл к дверям, даже не приказав мне идти следом. За него это сделал один из охранников — взял меня за локоть и повёл к ЗАГСу.
— Я сама, — выплюнула, вырывая руку. Приподняла подол, поднимаясь по ступеням вверх и, зашла в распахнутую для меня всё тем же охранником дверь.
В зале для торжественных регистраций стояла гробовая тишина. Орган молчал, и я, идя по похожей на путь в преисподнюю красной ковровой дорожке, слышала приглушённые звуки шагов за своей спиной.
— Можно начинать? — улыбнулась высокая и тощая, как палка брюнетка.
— Давайте не будем устраивать здесь цирк, — её улыбка впечатления на Якова не произвела. — Где нужно поставить подписи?
Брюнетка указала на книгу. Пододвинула к нему, лишь мельком посмотрев на меня. Больше она не улыбалась и даже не пыталась изобразить любезность.
Пятеро охранников Серебрякова окружали нас, как и на улице. Я с тоской посмотрела на закрытую дверь. Слишком поздно. Давно поздно.
— Без глупостей, — поставив красивую витиеватую подпись, Яков протянул ручку мне. Я знала, что мои попытки противиться ни к чему не приведут и всё равно брать её не спешила. Стояла, выпрямив спину и, вздёрнув подбородок, упрямо смотрела в его мрачное лицо, в тёмные глаза.
В черноте зрачков недобро сверкнуло.
— Будь ты проклят, — прошипела, выхватив ручку. Склонилась и, задержав дыхание, черкнула в книге напротив своей фамилии. Резко развернулась к нему и швырнула ручку в грудь.
Больше ничего не сказав, я всё-таки метнулась к двери. Не чувствовала ни ударов сердца, ни пола под ногами. Только с силой сжимала подол платья и пыталась дышать. Дверь оказалась незапертой, и я выскочила в пустой холл. Стук каблуков о мрамор отражался от стен, моё дыхание вдруг показалось громким. Каждый шаг давался всё труднее и труднее.
Я остановилась прямо посреди холла. Привалилась плечом к стене и закрыла глаза, пытаясь привести дыхание в норму. Всхлипнула и только теперь поняла, что по щекам градом катятся слёзы.
— Милая, — услышала откуда-то сбоку и медленно подняла веки. — С тобой всё в порядке?
В дверях комнатки напротив стояла немолодая женщина. Седые волосы были перехвачены лентой, в руках — совок.
— Да, — с придыханием. — Со мной… Да, — слизала с губ слёзы и кивнула.
— Ты же плачешь.
— Это она от счастья, — Яков подошёл бесшумно. Остановился позади.
Уборщица недоверчиво глянула на него, на меня, но, заметив охрану, предпочла не вмешиваться. Дверка в каморку закрылась, а я так и смотрела на то место, где только что стояла женщина.
