— Нет. Я же обещала.
— Я думал, может, представился случай.
Я мотаю головой. Случай был, и не один, но я струсила. Не знала, с чего начать. Как сказать бывшему мужу, что от нашего с ним брака остались не только воспоминания, но и дочка? Ей скоро будет год. Она невероятно смышленая и очень на него похожа. А еще у нее другой отец. И в свидетельстве о рождении, и в жизни.
Мира никак не называет Амато, она вообще еще не разговаривает, только слогами и звуками, но очень радуется его появлению, тянет ручки, как только он протягивает свои. Я не знаю, как о таком говорят. Мне кажется, что никак. Идея не говорить с каждым разом нравится мне все больше. Особенно после всего случившегося. В какой-то момент я подумала о том, чтобы бросить и вернуться. Уверена, Пабло принял бы меня обратно.
— Мы не разговаривали. Виделись, поздоровались. Он приехал в своей компании, а мы — в своей. Намеренно я встреч решила не искать.
Оказывается, когда что-то скрываешь, одна ложь легко тянет другую, и чувство вины притупляется.
Амато хочет что-то сказать, но просыпается Мирослава. Громким криком оповещает нас, что уже не спит.
— Я принесу ее.
— Хорошо.
Когда захожу в детскую, вижу заплаканную Мирославу, сидящую в кроватке. Схватившись за бортик, она растирает слезы и сопли по лицу, всхлипывает. При виде меня замолкает, и на заплаканном лице появляется искренняя улыбка. Так могут только дети. Плакать и тут же радоваться, потому что ты вернулась.
Подхватываю ее на ручки, выходим из детской. При виде Амато Мира пищит от восторга, что-то щебечет на своем особенном языке, тут же тянется к нему. Оказавшись на руках, прячет личико ему в плечо, трется лобиком, смеется. Амато целует дочку в висок, бережно обнимает. Я сбегаю под предлогом переодеться, а сама несколько минут стою и смотрю в зеркало в спальне. Мира счастлива с Амато, а он в восторге от нее. Я собираюсь отнимать это счастье у двоих людей, чтобы сообщить Ярославу о дочери. Конечно, Амато не перестанет любить Миру, а она — его, но все равно все изменится.
Наспех набросив домашнюю одежду, выхожу в гостиную. Амато сидит на диване, держит Миру на руках и внимательно слушает, как она что-то пытается ему рассказать. Смеется, когда дочка раздражается, и повторяет за ней хлопки в ладоши. Им весело, а я впервые думаю, что лишила отца дочери. Мире в этом плане повезло больше, у нее есть Амато, она считает его таким же центром вселенной, как и меня. Впервые думаю о том, чтобы оставить все, как есть. Не травмировать дочку, не шокировать Ярослава, не усложнять себе жизнь.
Когда я узнала о ребенке и решила его оставить, я знала, что ни слова не скажу Ярославу. Не из-за обиды, а от нежелания навязываться. Стоило лишь представить, как я снова приду к нему в кабинет и стану навязываться, как все внутри этому противилось. У него была другая жизнь, веселая и счастливая, без меня.
Он получил развод и карьеру, а я — новую жизнь и деньги. Вынуждать Ярослава снова все менять было бы нечестно. Ворваться в его жизнь снова я не могла себе позволить, как бы ни хотелось, чтобы у дочери был отец. Ошибок наделала я, и исправлять их приходилось тоже мне, хотя сейчас кажется, что их стало только больше. Все, что я исправляла, теперь валяется бесполезной грудой металла. Смотришь — и страшно представить, что из обломков может получиться.
— Сегодня вечером в соседнем сквере шоу мыльных пузырей, — говорит Амато. — Может, сходим?
