Мелдиор Левенович, ее супруг из средневековья, возлежал на диване, оставив широкую, как футбольное поле, кровать в распоряжение жены.
– Что с тобой, вроде бы вчера не особо и злоупотребил, – сказала она, узрев его страдания.
– Это все имберела, – прохрипел Мелдиор, – очень хочется пить, но двинуться не могу, каждая частичка тела болит, словно они ночью все перемешались и местами поменялись.
– Перемешались, говоришь, – хмыкнула Римма Федоровна, – кстати, об этом. Когда ты, любезный, собирался мне сказать, что облик у меня в каком-то смысле плавающий? Перед сном я превратилась в красивую цветущую женщину, а с утра опять куклой стала.
Под изумленным взором Мелдиора Римма Федоровна легко соскользнула с постели, придерживая сорочку, которая была ей теперь не по размеру.
– Как ты ходить-то можешь? – спросил он. – После пяти капель имберелы потом до двух дней все болит. А ты чуть ли не половину кубка осушила!
– Я ж тебе говорила – нашим женщинам ничего не страшно, – Римма Федоровна пожала плечами и поздно сообразила, что не надо было этого делать. Ткань совсем сползла, обнажая зону декольте совсем уже откровенно.
– Так, мне нужна одежда по размеру, – сообразила Римма Федоровна, – и откушать бы яишенки с сальцем. Кажется, я вчера много сил потеряла. И ты мне не ответил насчет этого безобразия.
Одной рукой придерживая рубашку, второй она обвела свои усохшие формы.
– Это магия синего зеркала, – Мелдиор с усилием принял сидячее положение, поморщившись, – король разрешил сделать тебя молодой красавицей, но с условием. После полуночи и до первых рассветных лучей ты сможешь возвращать свой облик. И в зеркале всегда будет отражаться твоя истинная суть. Таково мое наказание.
– Вот ты эгоист нарциссический, Мелдиорий, – беззлобно выругалась Римма Федоровна, – ты тут вообще при чем, если все эти превращения мне терпеть? Будто весь мир вокруг тебя вертится. Знала бы, еще компенсации стребовала.
Муж попробовал встать и охнул, схватившись за поясницу. Одеяло с него слетело, и Римма Федоровна увидела, что на королевском племяннике шелковая пижама. Черная рубашка с коротким рукавом, распахнутая на мускулистой груди, и такого же цвета штаны длиной до середины икры. Никаких тебе рюшечек, колпаков и ночных ваз под кроватью, как в Средневековье, должно быть, положено. Привлекательный мужчина в романтическом образе.
Черные волосы взлохмачены, щетина, покрывающая щеки и подбородок, стала гуще. В глазах страдание видно от телесной боли, но держится мужиком.
Вчера-то он ей показался юнцом, а теперь видно, вполне зрелый индивид. Физически развит так, что на нем пахать можно, вон бицепсы-трицепсы какие.
Мужчина посмотрел на все еще замотанное зеркало, бесформенной громадиной застывшее у стены спальни и поморщился.
– Что, голубчик, претит тебе истинный вид твоей женушки? – поняла его взгляд правильно Римма Федоровна.
– Не хочу быть невежливым, но действительно, я привык окружать себя прекрасными эдери, – честно ответил Мел.
– Красота в глазах смотрящего, – сухо сказала управдом под прикрытием, – у меня к тебе предложение. Коли я после полуночи каждый раз буду превращаться сама в себя, давай раздельно спать. Выдели мне апартаменты собственные. Туда же и зеркальце приткнем.
Лицо чернокнижника просветлело, как весеннее небо.
– Стесняюсь спросить, дворец-то у тебя на кого оформлен?
– Что? – озадачился Мел.
