Стояли вдоль дороги и более высокие дома — двухэтажные: видно, они принадлежали самым зажиточным людям. То и дело попадались вывески над дверями, мокрые от дождя, с потемневшими от влаги деревянными фигурками и коваными завитками вокруг них. То ли ремесленные мастерские, то ли какие-то лавки: разглядеть, что на них изображено, или тем более прочитать надписи я не успевала.
Скоро карета совсем замедлилась и постепенно остановилась возле толстой окованной узкими металлическими пластинками двери.
Тут уж я успела разглядеть и вывеску над ней: месяц со звёздами на плоском кругу. И надпись “Утиное перо”. Видно, она должна была убедить путников в том, что подушки и перины здесь исключительно мягкие. Меня же радовало уже то, что весь этот отряд не остановился ночевать под открытым небом. Если уж нет возможности переломить ситуацию сейчас — да что там переломить, хотя бы в ней разобраться — то пока стоит просто отдохнуть и набраться сил. Путешествие в карете, у которой, наверное, и рессор-то нет, только измотало меня вконец.
Алдрик проснулся, как только экипаж остановился — заморгал вяло и огляделся. Начали спешиваться всадники, а с заднего двора ночлежки прибежали двое парнишек в порядком поношенной, но чистой одежде — помогать гостям.
Я с любопытством наблюдала за тем, что происходит, через окошко, за которое цеплялась пальцами. И, увлекшись, даже вздрогнула, как прямо перед моим носом возникло лицо Хилберта. Он распахнул дверцу и резким жестом подал мне руку.
— Надеюсь, вы способны выйти сами, мейси, или вас придётся нести?
Нести меня… Ещё чего не хватало. Меня и так уже вдоволь полапал Алдрик. Я смерила хмурого йонкера взглядом и молча вложила ладонь в его пальцы. Вставать с сидения оказалось тяжко и совсем не приятно: побежало по телу покалывание, как в одной огромной отсиженной конечности, а в боку словно шипастый вал заворочался. Но я постаралась не подать вида. Только бы не упасть прямо на каменную мостовую: колени нехорошо подрагивали. Пришлось вцепиться в руку Хилберта сильнее.
Он глянул на меня подозрительно, помогая спуститься, а другой рукой махнул светловолосой девице приятной внешности в уныло коричневом платье с полосатым передником — и та спешно подошла.
— Отведите аарди дер Энтин в приличную комнату. Самую приличную, что у вас есть. И позовите лекаря. В Моссхиле ведь есть лекарь?
Девица закивала рьяно, украдкой оглядывая знатного господина всего — от носков его сапог до кончиков небрежно разметавшихся на ветру, прибитых дождём волос. Тот и не взглянул на неё, словно это было ниже его достоинства. Какой, однако, высокомерный. Но, стоило признать, этим он и привлекал к себе: холодностью недвижимой скалы, о которую хоть бейся — а всё равно он останется невозмутимым и безразличным к тем, кого не считает достойным своего внимания. За это его даже мне уже хотелось хорошенько треснуть.
Горничная — так я решила назвать девицу довольно сомнительной, на мой вкус, профессии — проводила меня через душный зал первого этажа постоялого двора.
Здесь располагалось нечто вроде полутёмной харчевни. Пованивало, надо признать, скверно, как на задворках какого-нибудь дешёвого дискаунтера “у дома”. Да и верно: для кого здесь готовить свежую еду? В этом-то захолустье. За столом здесь сидело только двое мужчин в плотных штанах и сапогах до колен, в распахнутых куртках из странной на вид кожи, похожей на нерпу. Они мазнули по мне взглядами заинтересованно, едва подняв головы от своих кружек, наполненных чем-то горячим.
