– И тут веришь? А тут? А…
– Сааш…
– Что?
Она мягко, но непреклонно повалила его обратно на подушку, прижалась разгоряченным лбом к его лбу, лицо к лицу, глаза в глаза. Изумрудно-зеленое смешалось с темно-карим. Касание губ. Стук сердца. Теплое дыхание. Шепот.
– Верю. Это ты, твои руки, прикосновения, все-все. Не спутать, не ошибиться. Но… Потом. Не сейчас. Хорошо? Хочу просто лежать, говорить… Столько хочу сказать, столько услышать от тебя…
Он улыбнулся и взъерошил ее густые каштановые волосы, притянул к себе. Она прильнула к нему, положив голову на грудь.
– Саш…
– А?
– Он ничего, ну совсем ничего не захотел мне рассказать, кроме…
– Нас?
– Да.
– Двое детей, говоришь… Мужа, значит, любишь… И у него там любимая семья. А мы…
– А мы скоро расстанемся. Не хочу… И уезжать никуда не хочу. И не хочу где-то там в будущем быть тебе другом и 'иногда общаться' .
– И я не хочу. Вот тут – не верю, что так будет.
– Он сказал, что…
– Я помню. Все помню. Оценка и расчет, планирование и не пить тебя до дна.
– Мы сможем? Ведь сможем?
– Мы постараемся, ведь мы с тобой очень поумнели за эти сутки, верно?
– Ой!
– Что?
– Сутки прошли.
– И что?
– Я пропустила свою таблетку… Что теперь будет?
Он с неожиданным, взрослым интересом посмотрел на нее, а она так же долго и внимательно смотрела в его глаза. Они улыбнулись друг другу.
– Думаю, от одного пропуска ничего не будет, но…
– Саш… А ведь я не испугалась. И ты не испугался.
– Хочешь перестать принимать таблетки?
Она потерлась щекой, устраиваясь уютнее, он вдохнул пьянящий запах ее волос.
– Нет, конечно. Но теперь смотрю на это не так, как вчера.
– Оценка и расчет?
– Да. Слушай… Я хочу ребенка. Не сейчас, конечно. Мы подождем. Ведь мы ещё сами дети.
– Раз мы так заговорили, то уже не дети. Но, само собой, не сейчас.
– Когда?
– Рассчитаем и спланируем, милая. Ну а сначала – поженимся. Когда придет время.
– Ой… Ты делаешь мне предложение?
– Извини, что лежа, без костюма, цветов и кольца. Выйдешь за меня замуж?
– Да. Выйду. Даже странно… Мы никогда так с тобой не говорили. Почему?
– Мы просто жили, были вместе… Ни забот, ни хлопот… Зачем усложнять? Так мы думали.
– Теплица…
– Да.
– А если это изменит будущее? Он сказал, что этого делать нельзя. И нечестно.
– Не изменит. Он ушел, вернулся обратно в свой мир, где мы действительно расстались через полтора года и пошли каждый своим путем. Там мы с тобой только друзья спустя много-много лет. А здесь… Здесь наш мир, наш! И его будущее – ещё не написано.
– Мы напишем его сами, вместе. Да?
– Да. И оно будет другим. Ведь ты – моя. И никак иначе.
– А ты – мой!
– А теперь…
– Что?
– Хватит валяться, встаём. Куча дел.
– Да, куча. Диван надо отмыть.
– Стену заделать. Ну и ручища, тупой нож вогнал на ладонь почти…
Она взяла с тумбочки чашку, жадно сделала несколько больших глотков. Сморщилась. Снова поднесла чашку ко рту, запрокинула голову и с громким бульканием прополоскала пересохшее горло холодным чаем. Он с улыбкой смотрел на нее, отпил из своей чашки.
– А я есть хочу, знаешь как? И тебе нужно. Чай даже не выпил, горе мое. Идем обедать? Мясо сделаю.
– Точно. И я хочу. Пошли! Мы оба, как я понял, почти два дня не ели. Я картошки начищу.
– "Эль-Пасо" еще возьмем к мясу, осталось?
– Вроде, было еще в банке. Тоже хочу.
– Картошку чистить-то как? Рука же… Я сама.
– Не инвалид же, перестань. Ты мясо делай, и побольше.
– Ой, что мы маме скажем про зеркало…
