Никогда в жизни не испытывал такого унижения… Или испытывал? Когда-то давно – еще в детстве…
И высокий, сильный, покрытый татуировками и шрамами, обросший щетиной на щеках и черной с проседью шерстью на мускулистой груди вдруг куда-то исчезает, уменьшается, съеживается…
Его огромные руки снова становятся как тоненькие карандашики, а ноги, напоминающие лапы медведя, вдруг превращаются в макаронинки, на которых нет волос, лишь нежный пушочек.
Ноги ноют, руки чуть подрагивают – он много бегал сегодня по залу, приседал, отжимался, даже умудрился после всего этого еще три раза подтянуться. До стальных мыщц-канатов, как на фотографии, тайком вырванной в читальном зале из номера «Советского спорта», еще далеко, но он каждое утро пытается углядеть в зеркале хоть какие-то изменения в тщедушном тельце.
Потный и разгоряченный, он, еще не доходя до душевой, стаскивает через голову липнущую к коже майку, уже представляя, как встанет под прохладные, ласкающие тело струи. Он будет жадно ловить их ртом, фыркать и ухать – а потом, тряся головой, чтобы прочистить от воды уши, вприпрыжку пошлепает по коридору на улицу…
Майка цепляется за подбородок, больно тянет уши, никак не желая сползать с головы. Он выставляет руку вперед, нащупывает дверь душевой и, толкнув ее, резким движением сдирает майку с лица.
Влажный пар залепляет глаза. Он чихает, ожесточенно трет нос, кашляет – и так и застывает с открытым ртом.
Это не мальчишеская душевая.
И тонкие, гибкие, загорелые тела с белыми полосочками на ягодицах и груди совершенно точно не принадлежат парням.
Он вжимается спиной в стенку, осторожно нащупывая рукой дверь. Мокрая ручка выворачивается из потной ладони, а он все дергает и дергает.
Девушки не видят его, они трут друг другу спины, сгибают ноги в коленях и подтягивают до груди, чтобы пройти мочалкой от копчика до… Он судорожно сглатывает и чувствует, как жаркой стыдливой тяжестью наливаются уши, а потом, секундой позже, но уже тяжестью сладостной набухает в паху.
Одна из девушек, – он узнал их, это команда баскетболисток из одиннадцатого класса, – закрыв от удовольствия глаза, выныривает из-под горячего – пар так и поднимается над влажными капельками на нежной коже – душа и неторопливо скользит к полотенцам.
Которые лежат стопкой на низкой скамейке.
Рядом с ним.
Он дергает ручку, но пальцы соскальзывают, и он слышит предательский щелчок собачки замка.
Девушка наклоняется к полотенцам, все еще жмурясь от удовольствия. Ее плечо практически касается его бока, а небольшие груди чуть подрагивают, покрываясь мурашками – от двери ощутимо тянет холодом. Он не может оторвать глаз от ее соска, который медленно твердеет, темнея – и так же твердеет у него внизу живота, до боли, до окаменения мышц.
Девушка перебирает полотенца, видимо, на ощупь ища свое, – и, озадаченно вздохнув, открывает глаза. Он замирает. Он знает, что сейчас произойдет – видел сто раз в кино. Сейчас девушка раскроет рот, и пронзительный визг, отскакивая, как баскетбольный мяч, от кафельных стен и пола, оглушит его, раздавит, пригвоздит к месту. А затем, секундой позже, лавина крика вытолкнет его из душевой и погонит по коридору, словно ветер сухой осенний лист…
