Зрелище растаявшей в один миг торопливой Тани слишком ярко впечаталось в его мозг, чтобы вот так просто отбросить, и он рефлекторно начал злиться на чудом предугадавшую последствия работницу, а не на саму катастрофу.
Долговязый Вениамин покровительственно похлопал Толика по плечу и слегка отодвинул, намекая, что тот несколько зарвался, и продавщица посмотрела на него с искренней благодарностью.
– Я Оксана, – она с робкой улыбкой протянула журналисту руку, и Вениамин церемонно пожал её, чувствуя себя героем и защитником угнетённых. С Толика слетела былая угодливость и он лишь хмыкнул, прижавшись лбом к стеклянной витрине магазина.
Там по-прежнему было темно, как в безлунную ночь и без привычного москвичам всепроникающего искусственного освещения, и к тому же подозрительно тихо. Внезапный порыв ветра протащил по асфальту растрёпанную газету и только тут я поняла, что ещё было не так.
Там не было ни единого прохожего или двигающихся автомобилей. Если вытянуть шею и присмотреться, то изнутри помещения можно разглядеть кусок Ленинградского проспекта, совершенно пустынного в этот утренний час. Ни единой машины за последние минуты! Абсурд.
– Смотрите, там никого. Город будто вымер, – я показала Вениамину, куда смотреть, и он задумчиво почесал небритый подбородок, – и, между прочим, меня зовут Юля.
– Очень приятно! А почему вы в пижаме, кстати?
– Да живу рядом и сегодня утром кофе трагически закончился.
– Очень мило. Тогда почему бы нам не позавтракать прямо тут, раз уж мы так непредвиденно застряли? Оксана, а не продадите ли вы мне колбасу и хлеб? С вас, Юля, кофе, а кипяток, я уверен, мы в подсобке найдём, так что давайте уже расслабимся и спокойно всё обсудим?
Толик приободрился, почувствовав себя в знакомой среде, и ворчливо погнал Оксану в её отдел, а сам двинулся за кофе, ещё разок с опаской оглянувшись на дикую ночную панораму за стеклом. Карта не прошла, да и телефон показывал полное отсутствие любого сигнала. Попросила Толика записать все покупки на мой счёт, включая колбасу долговязого. Вениамин не возражал и только неопределённо кивнул, что могло обозначать, что он потом вернёт долг. Или нет.
Мы расположились на табуретках, поставленных в ряд перед самым большим окном в пол, откуда открывался отличный апокалиптический пейзаж. Улица уходила прочь и в конце заворачивала, и нигде нельзя было разглядеть хотя бы проблеск света, а небо напоминало чёрную пропасть без облаков или положенных вне ослепляющего города звёзд.
– Оксана, а теперь честно признавайтесь, откуда вы узнали, что нельзя выходить наружу? – Вениамин с любопытством повернулся к немного успокоившейся продавщице.
– Вы мне не поверите! – она явно была в этом уверена.
– Учитывая обстоятельства, мы теперь поверим всему. Ну же, не томите, мы все внимание.
Оксана помялась и выдала, набрав побольше воздуха.
– Просто я пришла к вам отсюда.
– И откуда же?
– Из другой версии Москвы.
– Где никто не живёт?
– Вообще-то живёт. И очень опасные твари, должна вам сказать. Вам лучше туда не соваться.
– А вам можно?
– А мне можно, но у меня свои причины не возвращаться.
– И что же случилось с бедной Таней?
– Её слопали.
– Вот так запросто?
– Даже хуже. Вы просто не видели всех деталей, а я… А я видела.
– И что же нам теперь делать? – Вениамин ещё не относился к её рассказу всерьёз, но исследовательский запал отчасти уже потускнел. Оксана пожала плечами.
