– Мое имя – Хризия, дочь Архия с Андроса.
– Хорошо, Хризия, я сделаю то, о чем ты просишь, и даже добавлю немного денег от себя. Но взамен и тебя хочу попросить об услуге. Ты откажешь моему сыну от дома.
Хризия немного отодвинулась и, положив руку на парапет, посмотрела вниз, на воду.
– Услуга перестает быть услугой, когда ее оказывают на определенных условиях. Великодушием не торгуют, Симон. – Эти афоризмы Хризия едва ли не прошептала, затем подняла голову и посмотрела прямо в глаза собеседнику: – Я не смогу сделать этого иначе, как предупредив твоего сына, что такова твоя воля.
Несколько покровительственное и даже циничное отношение Симона к окружающему миру основывалось на том, что никогда в жизни ему не приходилось выслушивать упреков в несправедливости, неверности либо недостатке щедрости. Раздраженный – но злости своей не выказывающий – тем, что сейчас его лишили этого преимущества, Симон возразил:
– В этом нет нужды. Ты можешь просто передать через слугу, что не хочешь больше видеть сына у себя дома.
– Нет, не могу. На этом острове есть несколько молодых людей, для которых двери моего дома по разным причинам закрыты. И я не могу включить в их число Памфилия без всякого объяснения причин. Если бы ты понимал сам дух наших встреч, ты бы не просил меня об этом. Мне кажется, в чем нас нельзя упрекнуть, так это в недостатке уважения друг к другу. Я плохо знаю твоего сына, мы и десятком слов с ним не обменялись. Могу сказать, однако, что пока он – первый среди моих гостей.
Хризия живо представила Памфилия, и ей стало весело и радостно оттого, что она говорит о нем добрые слова, и именно это заставило ее сдержаться и понизить голос:
– Он человек достаточно взрослый для того, чтобы самому принимать решения. А если их принимаю я, он должен понимать причину.
Симон ощущал, что эти удивительные и точные слова, сказанные о его сыне, каким-то образом объединили его с этой женщиной. Сердце едва не замерло от радости, но с губ все равно сорвалось:
– В таком случае тебе придется послать деньги на Андрос другим способом.
– Отлично.
Они посмотрели друг на друга. Симон неожиданно понял, что окружают его натуры слабые и что он одинок. Он давно уж не говорил с сильными и независимыми людьми, речи которых основываются на способности глубокого суждения и внутренней уверенности в себе. С женой, с Хремом, с другими жителями острова можно было говорить, не особо задумываясь над собственными словами и все равно возвышаясь над ними, но теперь в течение каких-то нескольких минут эта женщина уже дважды поставила его в тупик. Хризия заметила его смущение и поспешила на помощь. Она нарушила молчание, в котором он чувствовал себя злым и маленьким упрямцем.
– Скорее уж его младший брат нуждается в опеке, а твой Памфилий заслуживает иного отношения.
А по тону можно было понять, что сказать она хочет следующее: «Вы с ним люди одного роста и должны быть на одной стороне».
О сыновьях Симон любил говорить больше всего на свете, но сейчас никак не мог привести в порядок свои чувства и всего лишь вымолвил:
– Ну что ж… что ж, андрианка, я сделаю то, о чем ты просишь. Мои суда ходят на Андрос каждые двенадцать дней. Один корабль ушел не далее как сегодня.
– Прими мою благодарность.
– Могу я попросить тебя… э-э… не рассказывать обо всем этом Памфилию?
– Не скажу.
– В таком случае… покойной ночи.
– Покойной ночи.
