Но прокурор сказал бы: «Признать виновной!»
И неважно, что невесте тридцать шесть, а я первый раз вышла в семнадцать. Все! Закончилось мое время! «Дорогая, знакомься, это Ваня», – в сторону хихикнуть, а мне подмигнуть не забыть. Жена ж теперь, официальная, отож!
Ненавижу!
Еще одна наша подруга детства. С мужем своим. Сел напротив. Никита не в курсе этих женских каст, поэтому обрадовался, увидев меня, начал расспрашивать о том, о сём. Марина поменялась через пять минут с ним местами, чтобы «поближе ко вкусненькому». На самом деле, чтобы не пялился на мою разведенную грудь. Мы очень дружили, и в детстве, и в институте, и еще пару лет. В один год поженились. Часто путешествовали вместе. Мне так с ней было легко и весело. Я помню много умилительных сценок своей жизни, где в ролях две счастливые пары, искренние и открытые. Одним воздухом дышали. Пока я в прошлом году не развелась.
Теперь я ненавижу её, а она мое декольте.
– Горько! Горько!
И не уйдешь никак, потом вообще заклюют. Еще даже первого танца молодоженов не было. Ничего, что молодожены уже пять лет танцуют? Чаще всего ведет невеста. Ну и затанцевала под венец, наконец.
Я тоже хороша. Злая. Завидущая. Возмущаюсь, а внутри сидит твердая генетически укорененная кастовая принадлежность.
– Дорогая, а ты когда замуж? – широкая искренняя улыбка на десять секунд в ожидании заготовленного ответа и на миг оголенной тоски.
Это я четвертой нашей подруге. У нее-то и женихов никогда не было. Анюта вообще мужчин боится. Ну или они её. Подло. А что еще спрашивать на свадьбе? По женской логике, абсолютно обоснованный вопрос. Женской кастовой логике. И жалко мне её. Но немного отомстить хочется. За себя.
Кто сегодня собрал все медали – так это Анжела. Даже невесту перещеголяла. В ушах по карату, на руках – полугодовалый наследник. В первом тосте пожелала сына, во втором – дочку. И контрольный в голову – не останавливаться на достигнутом. Знает подружка, что они детей хотят уже три года, расписаться решили в надежде на то, что после этого чудо произойдет. Могла бы и дома отпрыска оставить. С бабушкой. Зинаида Степановна с удовольствием бы понянчилась. Да как же можно основные правила женской дружбы нарушать?
Вот так и дружим.
Все про всех знаем. И плохое, и хорошее. О плохом часто спрашиваем друг друга, случайно, мимоходом, из лучших побуждений, как будто частота вопросов повлияет на ситуацию. Хорошее мимо ушей пропускаем.
Свое плохое преподносим с виртуозным лингвистическим гарниром в виде напускного равнодушия, сдобренного густым соусом лжи. На вид – оливье с большим количеством вкусного майонеза. А колбаска-то позавчерашняя. О хорошем молчим. Чтоб не сглазили добрые глаза подруги детства.
А говорят, ее, женской, не бывает! Какие поцелуи! Какие объятия! Аня плачет, произнося тост невесте. Сдается мне, искренне рада за подругу. Она вообще среди нас самая искренняя, чуть-чуть «не от мира сего». Потом назовут это слезами зависти. А может, это и так? Разве до конца поймешь? Я в себе не могу докопаться до самой сути, а в подруге…
А как счастливы мы были в детстве впятером. У каждой было аж четыре подруженьки. И в огонь, и в воду, и первую сигарету на всех. Мы могли смеяться часами над детскими анекдотами, над бредовыми шутками, над самими собой. И не обижались друг на друга, и не притворялись…
Пока не… Я не знаю точно, когда это началось. Может, с появлением вторичных половых признаков, может, чуть позже. Я знаю одно, что как раньше, уже не будет никогда.
