– Ох, малышка! – делано рассмеялась Пилар. – Действительно, такое же роскошное и бьющее в глаза, как эта женщина. Все в порядке. – Но она продолжала крутить на пальце обручальное кольцо, которое продолжала носить. – Уже все в порядке.
– Черта с два. Я ее ненавижу. Ненавижу их обоих. Сейчас вернусь и скажу им это прямо в лицо.
– Не нужно. – Пилар встала и сжала руки Софии. Неужели ее собственная боль так же видна, как боль, застывшая в глазах дочери? Может быть, в этом тоже виновата она? Похоже, она не только сама жила в бесконечном преддверии ада, но увлекла с собой в пропасть и Софию. – Это ничего не решит и ничего не изменит. София, в ненависти нет смысла. Это значит подвергать опасности свою душу.
«Нет, – с тоской подумала София. – Ненависть могла бы встряхнуть мать».
– Разозлись! – потребовала она. – Вспыли, разъярись, закричи! Сделай хоть что-нибудь. Что угодно, только не чувствуй себя страдающей и разбитой. Я не могу этого вынести…
– Сделай это сама, малышка. – Она гладила руки Софии. – У тебя лучше получится.
– Сейчас я пойду туда. Войду и скажу все, что я о них думаю. Мама, он не имел права так вести себя. Ни с тобой, ни со мной.
– Он имеет право делать все, что хочет. Но это было проделано не слишком удачно. – «Извинения, – подумала Пилар, – я ищу извинения для Энтони Авано уже тридцать лет. Привычка – вторая натура». – Не огорчайся, малышка. Он все еще твой отец. И останется им, что бы ни случилось.
– Он никогда не был мне отцом!
Пилар побледнела:
– Ох, Софи…
– Нет, нет… – София подняла руку, сердясь на самое себя. – Я невыносима. Это на меня не похоже, просто я ничего не могу с собой поделать. Но сейчас дело не в нем, – сказала она, слегка успокоившись. – Он, может быть, просто беспечен. Но она – нет. Она прекрасно знала, что делает. И сделала это нарочно. Я ненавижу ее за то, что она приехала к нам в дом и смотрит на тебя… нет, на нас… сверху вниз. На всех нас, черт побери!
– Детка, ты упускаешь из виду одну вещь. Может быть, Рене любит его.
– Ох, перестань!
– Это слишком цинично. Я любила его. Почему бы и ей его не полюбить?
София резко отвернулась. Ей хотелось ударить кого-нибудь, что-нибудь разбить, собрать осколки и швырнуть их в безукоризненно красивое лицо Рене.
– Она любит его деньги, его положение в обществе и то, что он оплачивает ее астрономические счета!
– Возможно. Но он из тех мужчин, которые заставляют женщин любить себя, причем делают это без всяких усилий.
В голосе матери слышалась печаль. Сама София еще никого не любила, но любящих женщин видела не раз. И теперь без труда узнала это в голосе матери.
– Ты так и не разлюбила его…
– К сожалению. София, пообещай мне, что не будешь устраивать сцену.
– Мне жаль лишаться такого удовольствия, но я думаю, что холодное безразличие окажет более сильный эффект. Что угодно, лишь бы стереть с ее физиономии это самодовольное выражение!
София шагнула к матери, обняла ее и поцеловала в обе щеки.
– Мама, все будет в порядке?
– Да. Моя жизнь не меняется, правда? – Еще как меняется… Мысль об этом была нестерпимой. – Все остается по-прежнему. Так что давай вернемся к гостям.
– Вот что мы сделаем, – начала София, когда они вышли в коридор. – Я изменю свои планы, выкрою пару дней, и мы с тобой устроим себе курорт. По шею залезем в лечебную грязь, наложим маски и предоставим специалистам скрести, тереть и полировать наши тела. Потратим кучу денег на то, чем мы никогда не пользовались, и весь день не будем вылезать из махровых халатов.
