Вот уж не ожидала, что эта поднадоевшая песня способна до такой степени вывести из себя. Захотелось швырнуть в стену недопитой чашкой или хотя бы хорошенько оттаскать малолетку за ее темные кудряшки.
Если бы не спящая, Вика заорала бы во всю глотку. А так – по-змеиному прошипела:
– А не пошла бы твоя Наташ…
Хлопнула входная дверь.
* * *
– Мар-чен-ко, – по складам повторила Вика потасканному красавчику Джессу. – Номер двадцать четвертый, трехместный.
– Все правильно, – улыбнулся он. – У вас проблемы?
Она прикусила губу на грани взрыва. Ровно, совершенно ровно:
– Я вам уже говорила. Какая-то особа утверждает, что я заняла ее кровать. Устроила скандал, выбросила в коридор мои вещи. Разберитесь, пожалуйста.
Портье оскалился еще ослепительнее:
– Этого не может быть. В книге постояльцев отеля записано, что за вами забронировано место в двадцать четвертом. Можете спокойно подниматься к себе, госпожа Виктория.
Его улыбка застыла, как на стоп-кадре: разговор окончен. Вика еще пыталась сдерживаться; получалось все хуже и хуже:
– Подниматься? И что – драться с ней?! Эта… эта… она мне чуть глаза не выцарапала! – Вика судорожно перевела дыхание и сглотнула слезу. – Извините.
Портье нагнулся и протянул ей носовой платок. Повторил, будто заведенный вежливый болванчик:
– Этого не может быть.
– По-вашему, я вру?!!
От платка разило резкими, ядовитыми духами; на волю прорвались жгучие потоки слез. Если б не этот чертов платок, ни за что бы не позволила себе… Она шмыгала носом, словно девчонка, и никак не могла остановиться. Глупо, стыдно…
– Ну его на фиг. Пошли отсюда.
Вика подняла голову и несколько раз сморгнула. Размытый силуэт сфокусировался в знакомую женскую фигуру. Заспанная, все в том же махровом халате. Рыжий парик, нечесаный и чуть съехавший набок, на удивление удачно притворялся своими волосами. Она держала за ручки Викину спортивную сумку; лямка волочилась по паркету.
– Ни хрена ты не докажешь, – сказала женщина. – Натаха ему отстегивает за койку. Пошли в бар, побазарим.
– Подождите, – Вика скомкала платок и бросила его на стойку. Провела кулаком по глазам, размазывая тушь. – Мне предлагали отдельный номер-люкс. Я согласна.
– Вам следовало заявить об этом при поселении, госпожа Марченко. Мы не переоформляем постояльцев с трехдневной визой. Сожалею, но таковы правила.
Она сцепила зубы, – но профессиональная ухмылка портье все равно поплыла перед глазами. Истерика, форменная истерика… Возьми себя в руки, черт возьми! Ничего особенного не… Безобразная сцена пятнадцатиминутной давности вломилась в сознание, и от потока отборного мата снова заложило уши.
– Я хочу видеть администратора… или хозяина гостиницы… кто тут у вас главный? – голос сорвался беспомощным детским всхлипом.
– Сожалею, госпожа, но это не входит в мои полномочия.
«Рыжая» тронула ее за плечо:
– Дохлый номер. «Ихние» все повязаны… Пошли, а?
Вика обернулась к ней и машинально протянула руку за сумкой.
* * *
Кофе был горячий и горький. Вику всегда успокаивал кофе – а спиртное как раз наоборот. Поэтому коньяк ее соседка – бывшая соседка? – потягивала одна. И, кажется, была не прочь прикончить всю бутылку.
– Наташка – нелегалка. Я так думаю, ей три четверти выручки приходится рассовывать всяким «ихним» скотам… ну, и давать за так, само собой. Поэтому и злая, как собака. В следующий раз будешь поселяться – проверь, что место чистое. А три дня как-нибудь перекантуешься.
