– Вот!.. Что я говорил?! – воскликнул Чеботарь. – Это, паря, и есть та самая кумирня. Вон и просо в пиалке насыпано. Костяшки рыбьи. Гляди-ка, и мыши ничего не пожрали. Значит, здесь не так давно кто-то терся. И к бабке не ходи!
– Погоди, – прошептал Антон. – А что это за рытвины такие странные у него на морде? Смотри, какие глубокие! Словно долотом долбили. Слышь, Чеботарь, а они, тазы эти, божков-то своих боятся?
– А то! И губешки им водярой мажут, и на коленках перед ними ползают.
– А почему же тогда у него вся физиономия исполосована так, будто кто-то на нем свою злость срывал?
– Нет. Это ты чухню несешь, Антоха. Быть того не может! Они ж с этими самыми своими каменюками как с детьми малыми баюкаются. Не то что рожу ему ободрать, даже лишний раз дотронуться до него страшатся.
– Тогда я совсем ничего не понимаю, – проговорил Антон и переступил с ноги на ногу.
Под сапогом что-то скрипнуло. Он нагнулся, пошарил под ногами, выпрямился и поднес к свету очередную находку. Это был широкий обломок круто загнутого когтя длиной сантиметров восемь-десять. На звериный он был совсем не похож. Слишком уж большой изгиб. Скорее всего, птичий. Как будто ястребиный.
«Но какая же, едрит твою, должна быть птаха с такими мощными когтями? – У него опять засосало под ложечкой. – Это же просто гигант какой-то! Хотя кто его знает? Может, и такие не редкость?»
– И чего он его здесь-то бросил? – пробормотал себе под нос Чеботарь.
– Кто?
– Да таз этот. Они ж такие когтяры как амулеты на шее таскают. А-а! Потерял, наверное.
Антон поднял глаза и прочитал во взгляде Чеботаря неподдельное искреннее недоумение.
Они скоренько натаскали жиденькую кучку тонкого хилого валежника, сколько смогли найти, и развели костерок с намерением почаевничать, а потом уже вплотную заняться заготовкой дров для ночевки в новом убежище. С ними дело обстояло куда как плохо. Кругом один голый камень. Придется таскать от самого подножия сопки. Только там виднеется настоящий лес. А это работенка еще та! Погорбатиться придется не на шутку. Хорошо еще, что с водой проблем нет. Хоть ее тут в достатке. Пускай и мутноватая, с терпким привкусом мела, как видно, сквозь известняк сочится, но пить можно.
После чая Антон позволил себе всласть посмолить. Ну, почти всласть – разбили с Чеботарем одну сигаретку на двоих. У того тоже в запасе осталось всего ничего – полпачки махры и немного ядреного листового самосада. Они сидели у костерка, уткнувшись взглядами в огонь, и неторопливо дымили, по уму используя короткую передышку перед тяжелой работой.
– Где-то сверху дырка есть, – уверенно изрек Чеботарь, задрал башку и внимательно оглядел сужающийся кверху каменный свод, уходящий в плотную, непробиваемую взглядом черноту. – Видишь, дым от костра не на двор, а в нутро тянет. Надо позже глянуть будет.
– Слушай, а ты вообще чего по тайге-то бродишь? – сорвался у Антона с языка чисто провокационный вопрос.
– Зараз дровишек наколем и побачим, що це воно таке, – хмуря кустистые брови, не отрывая глаз от потолка пещеры, неожиданно пробасил Чеботарь по-хохлацки, легко пропустив неуместный вопросик Антона мимо ушей, неспешно встал, упер руки в бока, размял затекшую спину. – Ладно, паря. Пойдем-ка пахать уже. Без огня нам здесь с тобой кирдык придет. Всю ночь напролет до третьих петухов палить придется, – сказал он и быстрым решительным шагом вышел из пещеры.
