Для последующего периода 1930-х гг. характерны уже исследовательские работы, характеризующие общую карательную практику белых режимов и войск интервентов. Однако подобное изучение имело ряд особенностей. В первую очередь речь шла опять-таки о региональной практике белых репрессий. В советских исследованиях указанного периода преимущественно рассматривался режим белых тюрем и концлагерей Северной области и Сибири. В этом отношении можно особо выделить вклад советского академика, бывшего буденновца, историка И.И. Минца в ряд документальных исследований указанного периода[32]. Подобная акцентированная «география изучения», на наш взгляд, была связана опять-таки с внешнеполитической привязкой белого террора к действиям Великобритании, США и Японии в восточных и северных регионах России. Важным моментом было обострение отношений между СССР и указанными государствами в конце 1920-х – начале 1930-х гг. Таким образом, воссоздавалась схема, согласно которой антисоветские правительства Н.В. Чайковского – Е.К. Миллера и А.В. Колчака ориентировались в своей внутренней и внешней политике на иностранные государства, деля с ними ответственность за репрессивную практику в период Гражданской войны. Подобный подход давал возможность советской пропаганде использовать эти факты против указанных государств.
В дальнейшем упоминание данных Всесоюзного общества содействия жертвам интервенции имело место только в плане приведения общих итоговых цифр в отношении материальных и людских потерь населения в целом по СССР и в отдельных его регионах. Единственным существенным моментом, который вводил новые данные по белым репрессиям в регионах, с учетом данных ОСЖИ, было уточнение данных по репрессиям в Удмуртии в издании 1939 г. Здесь, согласно опубликованным архивным материалам, в 1918–1919 гг. было расстреляно и погибло в результате пыток со стороны белых властей 8298 человек, различным формам насилия было подвергнуто 10 937 человек, еще 2786 человек в результате действий властей получили инвалидность[33].
В основном же данные ОСЖИ приводились без всяких изменений и дополнений. Те же данные Всеукраинского общества по людским и материальным потерям населения 1925 г. без изменений и каких-либо комментариев указывались в работах 1970–1980-х гг.[34] Характерно издание известной исторической энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР», вышедшее в 1987 г., где речь шла о материальных потерях в различных регионах, при этом людские потери упоминались применительно только к отдельным событиям, без итоговых цифр[35].
Детального же рассмотрения деятельности ОСЖИ долгое время не было. Всесоюзное общество содействия жертвам интервенции упоминалось, как правило, только в связи с общей характеристикой истории общественных организаций СССР. В советских работах тема их формирования и развития не выходила за рамки марксистской парадигмы.
Несмотря на это, необходимо отметить значимость для нашего исследования работ известного пермского исследователя д.и. н. И. С. Капцуговича[36]. В них им были рассмотрены региональный аспект деятельности Всесоюзного общества содействия жертвам интервенции на Северном Урале, вопросы карательной практики в указанном регионе. Уже в 1990 г. вышла научная статья А.Н. Чистикова с анализом документальных источников о деятельности Всесоюзного общества содействия жертвам интервенции на Северо-Западе. В основном автором использовались документы СЗКО ОСЖИ, выявленные им в трех фондах ЦГАОРЛ (сейчас ЦГА СПб) и личном фонде Н.С. Державина в Ленинградском отделении Архива Академии наук СССР – ЛО ААН (сейчас – СПбФ АРАН)
