Когда-то и я обладал этой замечательной особенностью существовать в нескольких измерениях мира одновременно. Но сегодня меня окружала серая промозглая московская действительность, а впереди маячила перспектива безденежья и наёмного менеджерства.
Мы подъехали к приземистому, уродливому сооружению с косыми стенами, в которых на разной высоте были прорезаны длинные продольные окна-амбразуры. Из-под крыши уродливыми хоботами торчало несколько вмурованных труб, долженствовавших обозначать пушки. «Что-то он никакой не жестяной, скорее – бетонный», – шепнула мне Кира.
Внутри ресторан был выполнен в стиле известного шоу «Железный капут». Красный тревожный свет струился из-под потолка, фоновым звуком, тихо-тихо, но вполне отчётливо, лились немецкие марши неизвестного периода. Мы устроились под гигантским вентилем, видимо, свинченным с газовой заслонки какой-нибудь ТЭЦ.
– Клёво! – пискнула, устраиваясь на стульчике, Алиса, стараясь сесть, с одной стороны, поудобнее, а с другой – выставить напоказ свои длинные тощие ноги как можно большему количеству присутствующих. Задача эта в евклидовом пространстве решалась с трудом, поэтому приходилось жертвовать чем-то одним – ногами или удобствами. Ноги победили, и Алиса победно закачалась на краешке сиденья, уцепившись за него одной ягодицей.
– Здесь всё такое новое, и место новое, поэтому тут нет ещё постоянного тусича! Все примеряются только! Вон, Андрюша с Бэллочкой, Ашотик, Зураб-душка, Мурочка и Стелла!
Действительно, видимо из-за относительной новизны места, здесь можно было наблюдать вместе всех основных представителей московской ночной жизни, которые обычно существовали в своих обособленных заведениях – притонах. Были здесь и лощёные бизнесмены чуть выше среднего звена с эскортом, и кавказские воротилы в расстёгнутых белых рубахах, и худенькие, будто свитые из проволоки мальчики-метросексуалы. Биоразнообразие девиц, которые составляли фон общества, как всегда в таких заведениях, не поддавалось простому описанию. Да и повода для его изучения у меня не было, не говоря уж о том, что в присутствии дамы сердца это выглядело бы просто неприлично.
А Кира разглядывала людей совершенно не стесняясь. Собственно говоря, именно потому она и посещала эти заведения, хотя что она могла вынести из этого созерцания, я так до конца понять и не мог.
Но разглядывать людей она умела, оставаясь внешне совершенно посторонней, – так что её искренний интерес к происходящему не привлекал внимание даже пары знойных брюнетов через столик от нас – туркменских нефтяников или турецких банкиров, которые глазами обсасывали в зале каждое существо женского пола – с дотошностью улитки, очищающей персик от оболочки.
– Посмотри, – толкнула она меня незаметно локтем, – видишь длинноволосого брюнета в бежевой хламиде – с волосами до плеч и бородкой, словно у д’Артаньяна? Сразу справа от подиума? Это очень модный шаман, Болботун Хорхой, берёт за сеанс не меньше трёх тысяч долларов.
– Хрена себе! А что он делает с людьми, за три тысячи-то?
– Представляешь, он уводит их в верхний мир, и там высшие сущности дают им советы по самым разным вопросам бытия…
– Слышь, Сергей, – толкнул я компаньона, – вот кого надо нанять на поиски самолёта. Великий шаман, Блябатон, сам всё ищет и всё же находит…
– Сам Хорхой! – взвизгнула Алиса. Похоже, она была напрочь лишена способности к нормальному человеческому общению: или повизгивала, или мяукала на препротивнейшем, принятом в нынешнем свете, жаргоне, когда слова произносятся с псевдофранцузским прононсом, а согласные посредине намеренно глотаются. Поэтому «Хорхой» она проговорила «Хаухой», и при этом не преминула сделать гримасу.
