– И если я выполню эти дебильные требования, тогда мы будем трахаться? – осведомляется этот мужлан.
От его вопроса у меня по ногам бегут мурашки, подбираясь к линии мокрого белья. Но ведь я должна держать марку.
– Это пока не ясно… – размыто отвечаю ему.
– Нет уж, давай определимся. Может мне стоит сводить на свидание кого-нибудь не такого пиз*анутого?
Возмущенно ахаю, поворачивая к нему голову. Лицо у него нахальное. Кажется, я поняла, как нужно с ним разговаривать. Никакого мямлянья!
Наклоняюсь вперед и заявляю:
– Твое хамское замечание породило еще одно условие.
– Уже, бл*ть, весь трясусь, – зло шипит он, сверля меня голубыми прожекторами.
Да, малыш. Трепещи.
– Если трахнешь еще кого-то параллельно со мной, можешь смело идти нах*р! – заявляю я, безумно довольная собой.
Если он высмеет меня, что ж, так тому и быть. Это лучше, чем оплакивать в подушку свои глупые надежды. К моему щенячьему восторгу последнее требование его совсем не испугало. Наклонившись ко мне так, что наши носы почти соприкоснулись, он холодно говорит:
– Тогда я буду трахать тебя прямо после следующего свидания.
Меня в этом заявлении смущает лишь одно – то есть он хочет сказать, что сегодня это все-таки было свидание?
– По рукам, – заявляю чинно, возвращаясь на свое место и пристегивая ремень безопасности. – Мне завтра рано вставать. Поехали уже.
Антон шумно втягивает воздух и заводит машину.
– Ох, ты у меня попляшешь… – предрекает он.
Черт. Во что я вляпалась?!
Обратной дорогой проклинаю Царицыно. Мне уже неудобно перед ослом-Наумовым за то, что приходится каждый раз возить меня в это Гетто. На улице сильный ливень и дорога отвратительная. Едем очень медленно. Чувствую себя вдвойне виноватой, ведь ему еще возвращаться на Юго-Западную.
– Может… – хрипло говорю я, потом откашливаюсь. – Переночуешь у меня?
А что такого? Я не хочу, чтобы он слетел с дороги раньше, чем подарит мне обещанный секс.
Антон сбавляет скорость и смотрит на меня так, словно моим разумом завладели инопланетяне.
– Я имею в виду, такой дождь… и уже темно… а тебе еще домой возвращаться, – поясняю, тыча пальцем за лобовое стекло.
– Я сегодня ночью уезжаю из города. Нужно собрать вещи, – говорит он, возвращая внимание дороге.
– О… ясно, – тихо говорю я, отворачиваясь к окну.
Спросить, куда он уезжает, не решаюсь. На меня опять накатила робость. Прямо как в тот первый вечер.
Притормозив у моего подъезда, он поворачивает голову и говорит:
– У меня выездные концерты до конца недели. Напишу на следующей.
То, что он решил поделиться со мной своими соображениями, согревает душу. Улыбаюсь и говорю:
– Эм… ну тогда взорви там… эти курятники.
Он улыбается в ответ и тянется ко мне.
Божечки, он что, уже решил начать быть милым?
Если он всегда будет таким, у меня вообще нет шансов. Тянусь к нему тоже, и мы целуемся, встретившись на середине. Как быстро мои губы привыкли к нему. Они сразу расслабились, позволяя делать с собой все, что пожелает. Он покусывает их и гладит языком. Я теряю связь с реальностью, кайфую от поцелуя, как будто мне восемнадцать лет.
– Хочу эти губки на своем члене… – мурлычет Антон-мудак.
Ох, кажется, они тоже этого хотят.
– Я пришлю тебе правила поведения милого парня, – шепчу в ответ, напоминая о том, что мои губы работают только на «милых парней».
Он кладет руку мне на затылок и целует по-настоящему. Пробирается языком ко мне в рот и хозяйничает там, заставляя мурашки бежать по спине. Растекаюсь по сидению вожделеющей лужей, мечтая о следующей неделе.
