Жестянка-2 - страница 25
Тут такой нюанс: легко участвуя в разговорах на любую тему с остротами и подколками, они сразу же замыкаются, стоит только поинтересоваться их прошлой жизнью на Украине. Просто теряются, реагируя крайне нервно и мучительно! И не на спрашивающего, а на себя, насколько я понимаю. Словно тумблером кто-то щёлкает или насильно меняет в голове программу.
Как и все люди Жестянки, три хохлушки ни черта не могут вспомнить из ближнего прошлого, однако каждый раз поиск воспоминаний о родных краях почему-то вгоняет их в прострацию, в ступор. Порой могут замереть минут на пять, замораживаются. Простейший, казалось бы, и вполне безобидный вопрос: «Как там было, на Украине?» способен мгновенно вогнать их в беспричинные слёзы, что очень странно. Объяснить не могут.
Люди на Пятисотке подобрались с самых разных городов и весей огромной страны, от Калининграда до Читы, однако все, кроме свежих новеньких, уже успокоились, смирились. Кому было положено слёзы горькие лить, отплакался в подушку, кому выпало психовать, стирая зубы от злости и отчаяния, – отпсиховался. С чего вдруг такая реакция именно на украинское?
Больше скажу, украинская тема вгоняет в непонятную тоску и даже депрессию всех остальных. Серьёзно! На себе проверял. Сквозь блок в мозгах пытается что-то вспыхнуть… что-то тревожное. Будто бы личное, словно я причастен к каким-то важным событиям. Тягостным. Пытаешься проколоть барьер и тут же натыкаешься на мрачную стену с ощущением, что лучше вообще не обращаться к этой теме. Даже не приблизиться.
Очень странное дело – и это ещё одна из неразгаданных загадок Жестянки, упрямо помалкивающей в своём безразличии к прошлому оказавшихся на ней людей. Увы, здесь былое ещё быстрей обрастает домыслами, но теряет существенное.
Что это? Согласно утверждениям некоторых промысловиков, а так же по свидетельствам сталкеров и непоседливых людей из Переделкино, в некоторых районах происходят совершенно необъяснимые явления. Человек невольно тянется к загадочному, к мистике. Пытается разъяснить непонятное, чтобы оценить степень опасности. От этого можно легко отмахнуться в посёлке, но всё поменяется, когда вы окажетесь в ночной саванне.
Ну и для летописи – ещё одна особо примечательная ментальная лакуна, почти окончательно оформившаяся в ходе набора курсантов. Хотя какая полнота картины может быть в этом странном и до сих пор неизвестном мире.
Нам с Кретовой и раньше было понятно, что какое-то боевое, военное прошлое у нас имеется. Как выяснилось, далеко не у нас одних. Патронов для курсов выделялось крайне мало, как хочешь, так и проводи подготовку. Как перед присягой в небоевых частях Советской Армии, девять патронов: три одиночными и шесть на очередь. По крайней мере, старики так рассказывают. Стрельнул на полигоне, и хватит, дальше автомат пригодится лишь в карауле. С патронами для гладкоствола немного проще, их можно переоснащать, релодить.
Остаётся одно – техническая тренировка, которую многие не совсем верно называют холощением. Когда вы берёте оружие в руки и начинаете работать без патронов, то делаете что? Работаете над техникой исполнения различных элементов. А холостят люди в одиночку в ванной. Всё логично.
Мы учимся правильно принимать стойки, вкладываться, привыкать к триггер-контролю, быстро перезаряжать оружие и ловить мишень в прицел. Это самое «холощение» издавна считается прекрасным способом поддержания своих стрелковых навыков в рабочем состоянии. При развитии и совершенствовании подобной практики желающий мог повысить эффективность того или иного упражнения с использованием специальных компьютерных тренажеров, лазерных систем обучения стрельбе. У нас лазеров нет, остаётся только щёлкать вхолостую под аккомпанемент собственно «трататата!».