Стояла июньская тишь.
Солнце себя проявило ярко, и по-летнему красиво разливалось в городском приволье наступающего вечера. Деревья купались в свежей омытой дождём листве, а в траве прятались неисчислимые одуванчики. На работе пить не стал, а предлагали. Избежал искушения.
– Нет. – Отказался вполне достойно. Порою достоинство себя хочет увековечить в чём-то особенном, а почему-то потом так же скоро прячется за тенью страха чужого и непризнанного. И куда девается – никто не ведает, никто не вызнал ещё.
Возле дома за большим деревянным столом сидят мужики, играют в карты. Что за досуг?! Но и карточное зло легко впутывает душу на прилив крутящихся соблазнов, а их не мало, их тысячи. Но сидят, высиживают свою долю мужицкую.
– Ген, иди к нам… – Позвали.
– Привет, алкаши…– Подошёл. За руки поздоровался с каждым.
А тут считали, кто побежит за бутылкой. Какая-то детская считалка. – Раз, два, три… Это наверно будешь ты. – Смешно? Грустно. Ведь на возрасте мудрого смысла всегда соприсутствует унижение, которое не свойственно доблести и умиротворению.
Когда человек садится в другой компании на санки, например, и летит с горы под вой снега и ветра – это прекрасно и весело, но когда такое изобилие радостного восторга омрачается наветом повзрослевшего зла – это уже больно. Разврат всегда приносит недетское веселье, а мрачное изобилие отвращения, а вроде бы всё начинается просто и хорошо и так легко.
– Тебе водить!
– Мне?!
– Да!
И Петька тут же поспешил в магазин, сгребая со стола деньги большой рукой. А почему бы не пропустить стаканчик в такой вечерок?! Отдых под водочку – это начало неприятного момента для разборок со Светкой. Поймёт! Конечно, поймёт, да вот только твоё положение Генка на данном сюжете весьма плачевный! Ведь это пьянство! А разве оно тебя ведёт на вершину счастья? Нет, оно низвергает тебя с неё в пропасть страсти, где только духота и неволя.
Бутылка на столе и не одна! Разливают по стаканам.
Буль-буль-буль…
Чтобы уравнять смысл узаконенной трезвости, Светка берёт детей и направляется к мужикам, готовая изменить некоторые возможности мужа и изменить прямо сейчас. Пусть же поработает отцом, это его полное право, тут любовь вострепетать должна бы. И вострепетала.
– Свет, здравствуй… – Он немного смущён, но не сломлен. Рядом любимые и дорогие. Это не пафос. Это так и есть. Только любить-то их времени недостаёт. Да и само время какое-то весьма убогое, безликое и взвинченное что ли.
– Здрасте. – И сажает на стол сына и дочь.
Мужики переглядываются меж собой.
–Следи за детьми. – И ушла.
Да, теперь пить нельзя. Ответственность измеряется совсем иначе. Надо, по-видимому, себя настроить на иное положение. А может оно и к лучшему. Конечно же, к лучшему. А получилось к худшему. Как понять правоту жития? Никак. Сама познаётся за тебя.
– Пап…
– Ну?
–Пойдём на качели…
Идти с родными или остаться с чужими?
Сомнений нет! Это его долг!
И все вместе – отец, сынок и дочка уже на пути счастливых минут. Только отчего-то таких минут очень мало и они весьма редки. Нет, они, конечно же, находят своих истинных обладателей, но тают, как первый снег, незаметно и быстро.
Позади пьянка и, слава Богу!
Зато вечер сообразовался в полюбовной лирике семейного ужина. Намного лучше, да вот не всегда удаётся схватить волю свободного желания по длине земного счастья. Бежишь, пытаясь его догнать, а оно прячется, скрывается от тебя посреди туманов на жёлто-безликом дне, будто ты прокажённый или мерзавец, недостойный снисхождения и торжества!
