Жили-были в Ярославле… - страница 10

Когда достроили каменные храмы, Влас пошёл в артель древоделов, нравилось ему это дело, и работы для них всегда было много.

Церковь их прихода, Воскресенская, была очень красивая, деревянная, островерхая. Стояла недалеко от Рубленого города, от Фроловского моста, по которому через мокрый ров – Медведицу – переходили. В этом храме отца, мать и брата отпели, и с Аннушкой Влас в ней венчался.

Перед свадьбой сделал Влас вклад в свой храм, украсил его: над окнами резные деревянные доски укрепил, на которых вились цветы и травы и улыбались добрые львы, как на Дмитриевском соборе. По дереву резать легче, чем по камню, а всё – красиво! Жалко, недолго та красота стояла: пожар не пощадил. Тогда, через три года после вокняжения в Ярославле молодого князя Всеволода Константиновича, в середине лета загорелся град и чуть не весь погорел, сгорело семнадцать церквей! Влас с Анной тогда только дитя малое – первенца своего да мало что из пожитков схватить успели и у реки спаслись. И тому рады.

Жёнушка Аннушка да детки – самое дорогое для Власа. Была Анна дочерью кузнеца из соседнего прихода, от церкви Кузьмы и Демьяна. Та церковь на посаде ближе к Волге стоит. Не только отец Анны, но и соседи его кузнечным делом занимались, прокопчённые кузницы весь берег там усеяли, весь день молоты звенят. Кузнецы – люди сильные, смелые, самостоятельные, никого не боятся – ни князя, ни лешего. Это их все побаиваются: говорят, знают кузнецы чародейства всякие, самого чёрта сковать могут, а доброму человеку счастье выковать. Кузнецова дочь Анна для Власа и вправду счастьем стала.

Как в первый раз увидел Влас Анну – так и глаз отвести не мог. Шла она по улице – стройная, гордая, ни на кого вокруг не глядела. Рубаха алым шёлком вышита, повязка на голове и пояс тоже яркие, шёлковые, косы русые до колен. Как смог ей в глаза взглянуть – и сам не понимает, но как увидел глаза её серые – так и голову потерял! Одно желание осталось – видеть её! А Анна на него вроде и внимания не обращала, свои дела делала. То от колодца идёт, бадьи водой полны, а ей как и не тяжело-улыбается, плывёт, как лебёдушка. То бежит – отцу в кузню обед несёт, то с малыми братишками на травке играет, смеётся, песенки им поёт. В общем, послал Влас сватов к кузнецу, и пришло это счастье – Аннушка – в его дом.

После большого пожара Влас с Анной на погорелом месте снова двор поставили, хозяйством обзавелись, ещё детки народились – жить бы поживать! А тут такая беда…

Этой зимой на двор князя Всеволода гонцы один за другим прибегали. Нехорошо, тревожно. Князь то и дело бояр призывал. Ни веселья, ни праздников не стало. В конце зимы князь с дружиною пошёл к Угличу, город и семью свою на ближнего боярина оставил. Только думали город укреплять – прискакал из Ростова конный человек, кричал всполошно: «Спасайтесь! Сила идёт небывалая, люди неведомые, страшные, самого ада порожденье! Уж нет ни Рязани, ни Москвы, ни Владимира, ни Суздаля – ни городов, ни людей в городах! Никого в живых не оставляют! Ныне Ростов жгут, сюда идут – бегите, спасайтесь!».

Велел Влас Анне детей и пожитки собирать, сам к Успенской церкви побежал – что боярин, что княгиня прикажут, на что успенский поп благословит? Но были у храма только крик бестолковый, плач, суматоха. Встретил соседа Ивана, решили вместе спасаться, бежать из города. Запрягли своих лошадок, побросали в сани самое необходимое – ножи, топоры, съестные припасы, посадили детей да жён, закутанных во все тёплые одёжки, Влас ещё две овчины сверху бросил – и побежали прочь. По Медведице спустились на Волгу и по льду, покрытому снежком, повернули налево. У самого устья Медведицы на высоком волжском берегу мелькнул крест церкви Бориса и Глеба.