Жись как она есь. #ТекстЫ среднего возраста про любовь, бородатого мальчика, женщин и счастье. То, что вы и сами знали, но боялись сказать - страница 2

Вот для меня такой кнопкой переключения является именно зеркало, чаще всего в лифте. Мне вообще кажется, что человек, который первым догадался повесить зеркало именно там, был весьма неплохим психологом. Ведь зеркало в лифте сугубо нефункционально: в него невозможно побриться, перед ним нельзя одеться (если ты зашел в лифт голым, то должен не эту книгу читать, а писать свою, я с удовольствием прочту). Единственное, что ты можешь сделать в зеркале в лифте – посмотреть на себя. Посмотреть и понять: «О, а ведь я действительно есть. Я настоящий. Это все не кино, и, похоже, жизнь действительно УЖЕ ИДЕТ».

Эта простая на первый взгляд мысль меня одновременно и окрыляет, и невероятно прибивает к земле (к полу лифта, если уж быть до конца точным).

Окрыляет тем, что дарит тебе новую реальность. Реальность, в которой ты не просто смотришь фильм, а в нем активно и постоянно участвуешь. У тебя в этом кино вообще главная роль. И отменить тебя, отдать роль другому артисту не сможет ни один продюсер.

Но с другой стороны, ни перемотать, ни пересмотреть этот фильм нельзя. Оператор снимает с первого дубля, а кто режиссер и был ли сценарист – вообще непонятно. Так что старайся играть лучше. А лучше – старайся не играть.

И почаще смотри в слегка мутноватые зеркала в лифтах. Они отражают тебя значительно четче любых других. Только прежде чем начать крутить в голове фразу: «Я есть. Я существую», прислонись спиной к стеночке.

Осторожней.

Земля непременно уйдет из-под ног…

В двадцать лет было здорово.

Прекрасно было в двадцать лет.

Не потому, что здоровья больше, а эрекция крепче – это приятно, но не более чем бонус.

В двадцать лет ты был глупый, наглый и дерзкий. И благодаря этому понимал больше. Вот главное.

Лично я в двадцать лет понимал вообще все. А сейчас – ничего и плюс лекарства. А зачем лекарства – тоже непонятно. Ведь после них должно не болеть, а оно болит.

А в двадцать и лекарств не надо, и не болит. А главное – ну все же понятно. Нет у мироздания такого вопроса, на который ты не смог бы ответить в двадцать лет.

С женщинами, например, в двадцать – предельная ясность: «Хочу всех. И лучше дважды!» Ну а что: здоровья как у молодого коня, свободного времени – как у депутата Госдумы. Трать не хочу.

Так что с женщинами не запутаешься.

С любовью тоже: «Хочу всех, но люблю вон ту, курносую».

Очень четко.

И ведь никаких вопросов не возникало: а любовь ли это, настоящие ли это чувства? Нет таких вопросов в двадцать лет. Там ненастоящими могли быть только кроссовки фирмы «Abibas». А любовь ты четко опознавал и ни к чему прислушиваться не надо было.

А теперь что?

«Вон той, с глазами, напишу, еще рыжей и темненькой. Не люблю никого, хочу всех, но в целом хватит и переписки».

В двадцать лет с людьми все понятно: «Этот подлец. Этот дебил. Этот мудак. А вон тот вот вообще дебил и мудак, но он мой друг. Поэтому – даже не вздумай».

А сейчас?

«Нет, он, конечно, подлец, но у него же ипотека и тесть подполковник полиции. Можно понять человека».

С друзьями тоже как-то поменялось: «Нет, он, конечно, мой друг, я впишусь, но какой же он мудак и дебил. У подлеца вон хотя б ипотека…»

И у всего вроде причины уважительные, и у всех вроде обстоятельства понятные, ведь жизнь сложней, чем кажется, когда тебе двадцать лет…

И теперь самое главное – хороший сон. Ну такой, без предварительного разглядывания потолка: в доме тишина, жена спит, дети тоже, а ты уснуть не можешь. И вот лежишь, в потолок зыришь. И у тебя нет ни сил, ни доводов, чтобы спорить с собственными мыслями о том, что всеми этими обстоятельствами и сложностями ты просто-напросто хочешь себя обмануть.