Празднование Восьмого марта в дальневосточной воинской части проходит не так пафосно, как где-нибудь под Москвой. Ни торжественных речей с духовыми оркестрами, ни награждения лучших женщин-военнослужащих ценными подарками, ни даже прочувственного напутственного слова отца-командира с кумачовой трибуны…
Что, впрочем, неудивительно: большинство гарнизонов на границе с Китаем живет крайне бедно. Офицеры с семьями обитают в полуразрушенных общагах времен Халхин-Гола, топлива для учений почти что не выделяют, а о «реформе Вооруженных сил» военные слышат разве что по телевизору. Солдат кормят просроченными продуктами, гнилой картошкой и перемороженным хлебом, и хорошо еще, если не впроголодь. Даже электричество – и то подается с перебоями, потому что нередко отключается военным за долги. Так что отцам-командирам в отдаленных гарнизонах далеко не всегда хватает средств на достойные празднества и ценные подарки для личного состава. Да и не во всех военных городках есть клубы с актовым залом, где можно было бы усадить народ…
Вертолетная часть, где служила вольнонаемной возлюбленная Миши Каратаева, считалась едва ли не самой нищенской на всем Дальнем Востоке. Тут никогда не было ни нормального жилья для офицеров, ни клуба, ни библиотеки, ни даже традиционного гарнизонного магазина «Звездочка». А потому отмечать Международный женский день начальство распорядилось в столовой. Ведь в иерархии красных дат, отмечаемых в армии, Восьмое марта стоит почти на одном уровне с Двадцать третьим февраля. А уж лишить товарищей офицеров классического тоста «за милых дам!» и вовсе бесчеловечно! Несколько недель зампотылу и командир части гоняли деньги из одной графы в другую – урезали, экономили, а то и просто занимались откровенным служебным подлогом. Несколько офицеров были отправлены к местным егерям – менять авиационный керосин и спирт на таежные деликатесы. Сам же командир на своем служебном «уазике» отправился в Хабаровск – жаловаться на бедность и выбивать из начальства дополнительные суммы.
Народу собралось довольно много. Женатые офицеры пришли с женами, неженатые – с любовницами. Притом жены одних офицеров нередко были любовницами других. Командир части, прекрасно ориентировавшийся в ситуации, так перетасовал гостей, что парочки, склонные к флирту или соединенные давнишней, известной всему военному городку связью, очутились вместе. Так что одинокий наблюдатель, нагнувшись за упавшей вилкой, мог наблюдать под столом переплетенные ноги, а также руки, лежащие на чужих коленях.
Традиционные тосты «за милых дам!» и «за женщин!» звучали лишь первые полчаса. Вскоре водка закончилась, и на столах появился разведенный спирт, настоянный на таежных травах и замороженный до полной потери вкуса и запаха. Компании, быстро разбившись по интересам, обсуждали каждая свое. Звенели стаканы, звякали вилки. Между подвыпившими женщинами уже несколько раз промелькнули неизбежные шпильки и намеки, грозившие перейти в шумное выяснение отношений. Офицеры пока вели себя смирно – ведь выяснять отношения в присутствии командира части даже в этой военной части было не принято.
Таня Дробязко – белолицая, рослая, с удивительно правильными чертами лица и темно-русой косой, уложенной в высокую корону, – не принимала участия в мелочных спорах. Да и выпивала она немного – скорее лишь делала вид. Девушка напряженно вертела головой, поглядывая то на дверь, то на окна.
