Алик внимательно вслушивался в звенящий голос бывшей. Подытожил:
一 Рад за тебя. Я всегда за любовь.
Но внутри клубилось неприятное чувство. По дороге домой мысли змеями стали заползать в голову: «Непотребство поди у Степки на глазах. В моей квартире, на мое довольствие…» И хоть Таня говорила, что домой никого не водит, верить ей не хотелось. Идеальные отношения с бывшей дали трещину. К одинокой Тане тепла было больше – благодарность за сына, за свободу, жалость к покинутой женщине. Теперь все изменилось, свет уменьшился до размера дверного глазка, окруженного тьмой грязного подъезда. Он огорчения не выказал и в разговоре с матерью просто сказал: «У Тани появился кто-то».
Через некоторое время Алик с Любашей поехали в горы. Заселились в скромный домик на базе у реки Катуни. Вечером сидели на берегу, слушали перекаты воды по валунам, плеск волн у берега. Жгли костер, жарили мясо, попивали коньяк из туристических кружек. На раскладном столе в пластиковой посуде нарезка из малосольных огурцов, пироги с печенью.
Метрах в тридцати веселая компания из служивых мужиков разместилась в беседке. Звенели рюмки, бутылки, ножи, шпажки, чавкал шашлык в маринаде, гремел хохот. Служители закона были в приличных чинах, о чем свидетельствовала седина на висках и раздавшиеся талии. Пузики мужчин, беременных собственным положением, обтянуты футболками, не скрыты распахнутыми рубахами.
К вечеру воздух стал плотным, влажным. Камни, трава сырые. От реки поднимался туман, белесой дымкой висел над водой, заползал на склоны гор. В темнеющем небе зажглись звезды, месяц платиново белел в короне холодного света.
Алик был пьяненький, задумчивый, меланхоличный. Любаша гулила что-то. Говорила и часто-часто моргала, как будто мучилась нервным тиком. Ее приятно было слушать и не слышать, как шум воды. От тиковой трескотни, обращенной на него, теплело на душе, убегало одиночество.
С соседями завязался разговор. Компании объединились. Сидели в беседке за общим столом далеко за полночь. Потягивали спиртное, мирно постукивали рюмочками. Мужики оказались служивыми внутренних дел. В школе полиции учили науке молодых блюстителей правопорядка. Алик помнил, что Таня работала там бухгалтером. Именно оттуда «росли ноги» ее служебного романа. С кем точно Алик не знал, но ему было доподлинно известно, что страсти еще кипели. Бывшая была влюблена. Загадочная улыбка часто блуждала на ее лице, сияющем глазами изумрудами.
Любаша и служивые ушли спать. Генерал конторы был крепок посидеть до донца. За столом остались двое.
Одурманенный Алик загрустил, стал мрачным от выпитого. Какое-то грязненькое чувство появилось внутри, расползалось, остановилось в кончиках пальцев нервной дрожью. Темнота распирала, взывала говорить. Словно не он произнес, а кто-то другой, злой и мерзкий:
一 А ты, генерал, почему за своими подчиненными совсем не смотришь? Развели бордель у себя, подчиненные, как кролики, меж собой сношаются, – говорил и испытывал извращенное наслаждение и удовлетворение.
Хмельной генерал нахмурился, понимая, что ему сказали гадость, но не догоняя сути претензии.
Алик, которому первая фраза далась огненной лавой, пришел в себя. Поведал о романе бывшей с женатым мужиком на службе со всеми подробностями, которые ему доверила Татьяна. От счастья бывшей внутри что-то разлагалось, смрадно одурманивало мозги. Получалось, что он не лучший…
