Но однажды летом мама попросила меня залезть под амбар и собрать там яйца. Кур у нас было не мерено, они шарились везде, где ни попадя, и неслись некоторые, ясно, и под амбаром. А так как, видно, мама посчитала, что я, как самая худая и росточком мала, под амбар легко залезу. Я и радёхонька, что заделье и для меня нашлось, нырнула туда. Если бы я просто так залезла под амбар, мне бы от сестёр попало. Молодцы курицы, знают, где нестись. Меня просить долго не надо. Главное, чтобы похвалили. Немного было жутковато, и я чуть-чуть трусила. Света мало, сверху висят тенёта, какая-то неживая трава, пух куриный, мусор всякий и везде куряк. Я ползала, собирала яйца в подол платьишка и сначала передавала маме свою добычу, потом вылазила сама, как взъерошенная курица. Я вся была в сухом куряке, мои рыжие кудряшки в серой паутине. Если бы я видела себя в зеркале, я бы никогда больше не полезла под амбар. А так я спокойно лазила туда всё лето. Мама, когда хвалила «своих девок», значит, и меня тоже хвалила. Поэтому я сильно гордилась и хвасталась, что я уже большая…
Ну вот сейчас, прям, не знаю, про кого писать? То ли про тятеньку, то ли дальше про себя. Да ведь и про маму, и про сестёр, да про всех надо, кого помню. Батюшки, как же я управлюсь? Сроду столько не писала. Ладно, от себя не убежишь. Опять же, своя рубаха ближе к телу.
Про себя тоже местами интересно…
Вот сейчас и про врагов можно.
Через дорогу, наискосок, стоял небольшенький домик тётки Стеши, жены тятиного племянника Пашухи. Фамилия у них была, как и у нас. Да чуть не полдеревни были одной фамилии, наверное, родня. Пашу я мало помню, а вот тётку Стешу хорошо. Да и все любили её и жалели. Потому, что все почти мужики по пьяни дрались, а этот племянничек жену свою уж сильно бил, и бегала она от него по чужим избам, часто и к нам прибегала в наскоро накинутой шалюшке.
Мама ее привечала, а тятя, нахмурив свои рыжие брови (он тоже сильно рыжий был, весь в меня), шел к Паше, чего-то там, видно, ему говорил, и потом эта бедная Стеша, как на плаху, шла домой. А детей у них была только Шурка, девчонка некрасивая, тихоня, с моей сестрой Клавкой подружка. А тут случилось так, что Стеша была на сносях. Маленькая росточком, с личиком хорошеньким, веселая, добрая женщина. Чё уж там у них опять вышло, только пьяный Паша избил беременную жену. Она только открыла крышку подполья, хотела слазить по огурцы. Тут и муженёк явился, взбесился да и столкнул беременную в подполье. Она там и родила Вовку, и ногу сломала.
Мама моя видела в окошко, как муженёк этот пьяный шёл. Видно, сердцем почуяла недоброе, побежала через дорогу к ним. Так Господь и спас Стешу. А советская власть осудила Пашу на год тюрьмы.
С одной стороны, и хорошо, что его нет. С другой, некому работать. Шурка ходила с бабами на поля, но я думаю, мало от неё толку было. А Стеша охромела, и сильно. Врачей-то не было. В огороде, по дому управлялась кое-как, а тут ведь еще и Вовка-рёва. Он всегда не орал, к примеру, как я. А как-то гундел противно. Ну, видно, когда голодный или мокрый, то и плакал. А чего мокрому-то быть? Зыбка-то холщовая, всё насквозь протекает. Вот если бы у них была зыбка как у нас, глубокая, то я бы этого Вовку долго бы еще нянчила. У нас ни один не выпал из зыбки. Зыбка, если кто не знает, я расскажу. Тут я спец.
Когда рубили дом, в матицу ввинчивали крюк. Потом в кольцо на крюке продевали очеп – ну, такая тонкая лесина, обструганная гладко. Из какого дерева был очеп – я, конечно, не могла знать, так как в лес выбирать лесину меня никто не звал. Сама зыбка – это четыре толстых струганых палки, связанных по углам тонкими ремешками. К ним пристраивали, кто чем мог, кусок грубого холста, стлали чего-нибудь мягонького – и всё, спи, сколько хочешь. Это не всё. К зыбке за два угла привязывали петлю, чтобы качать ребёнка. Сядет, к примеру, матушка прясть или там, вязать, поставит ногу на петлю, и всё. И дитю хорошо, и дело делается. А чаще всего детей качали старшие, кто подрос, или бабушки. В зыбке мягко, тепло, очеп поскрипывает, дитю песенку поют; в доме полумрак, лампу прикрутят (нечего керосин зря-то жечь), в доме тихо, так хорошо, душа мрёт. Баба Катя уже на печке, мы с ней рядышком приткнёмся. Кошка с нами. Спать ещё не время, особенно зимой. Я ведь к чему про зыбку-то? Да чтобы вы поняли, почему тётки Стеши сынок Вовка был моим врагом номер два.
