Живая корейская мифология. Дракон, проглотивший солнце, легенды о волшебных странствиях и демоны-токкэби - страница 2

Корейские мифы о творении – это в первую очередь «Чхансега» («Песнь о творении») из провинции Хамгёндо, а также «Чхогамчже» («Первичная церемония призвания»)[3] и «Чхончжи-ван понпхури»[4] («Песенный сказ о небесном владыке») c острова Чечжудо. Шаманская песнь «Сирумаль» из округа Хвасон – еще один устный миф, содержание которого связано с историей сотворения мироздания. Помимо этого, космогонические мотивы присутствуют во вступительной части ритуальных шаманских песнопений, таких как «Тангым» из «Чесок понпхури». Другими примерами могут служить «Сен кут»[5] (г. Хамхын), «Самтхэчжа-пхури» (г. Пхеньян), «Песнь о Тангомаги» (г. Каннын). Из многочисленных мифов о творении «Чхогамчже» и «Чхончжи-ван понпхури» и по сей день исполняются в селениях острова Чечжудо.

По сравнению с мифами о принцессе Пари, Тангым или Чхильсоне («Пари-тэги», «Тангым», «Чхильсон-пхури»), мифы о творении встречаются реже, их содержание лаконичнее. Недостаток источников сказывается на последовательности повествования и степени завершенности сюжетов. Ситуация становится понятной, если вспомнить, что боги в корейских мифах о творении не управляют такими аспектами земного бытия, как жизнь и смерть, благополучие и богатство, счастье и радость. Традиционное народное мышление склонно придавать большее значение реальной действительности, вследствие чего развитие получили сюжеты о божествах, имеющих глубинную связь с повседневной жизнью.

Но хотя источники выглядят несколько фрагментарными и хаотичными, каждая строка в них хранит первичные образы космоса и человека. Если отбросить недоверие к устному преданию и погрузиться в него, можно соприкоснуться с древней тайной, сокрытой в архетипических мотивах этих изумительных историй.

Первая часть корейского мифа о творении передает историю появления неба и земли. Любопытно, что это событие описано не как сотворение бытия из небытия, а как разделение уже существовавшего. Согласно мифу, небо и земля вплотную прилегали друг к другу или даже представляли собой общую субстанцию. Что означает подобное состояние неразделенности? Пожалуй, его правомерно назвать хаосом: небо еще не было в полном смысле небом, земля – землей, и на этом этапе рано говорить об их самостоятельном существовании. Пока не установлен космический порядок, не разделены верх и низ, свет и тьма, легкое и тяжелое, ясное и мутное. С разделением неба и земли наконец возникает космос. Момент их разъединения может считаться началом творения.

Источники передают это событие по-разному. В одних говорится, что, когда пришло время, небо и земля разделились сами собой, вследствие чего возник мир и все сущее; другие приписывают это вмешательству некоего огромного божества. Ученые сходятся во мнении, что мотив участия гигантского бога первичен. «В первый год, первый месяц, первый день, первый час шестядисятилетнего цикла небо и земля разделились». Даже если пытаться увидеть в этом пассаже отражение даосской мысли, он представляется довольно скучным. Мотив раскола имеет смысл, если с ним связан определенный нарратив. Вот как рассказывает о рождении вселенной шаманка Ким Ссандори из Хамхына в песне о творении «Чхансега» (Священные песнопения Чосона / под ред. Сон Чинтхэ. Издательство «Хянтхомунхваса», 1930):