«Неща (нечего) коту делать – он яйца лижет» – до сих пор не знаю, что точно обозначала эта бабушкина присказка, скорее и чаще всего это относилось к папе и его «безделью». Папа вызывал у бабушки естественные подозрения – его рабочее время ну никак не укладывалось ни в какую норму. Репетиции начинались часов в одиннадцать дня, а спектакль в семь вечера. Кончался он когда как, да и занятость папы в разных спектаклях была разная. В отсутствие репетиций папа оставался дома – писал стихи, клеил маски для своих выступлений в концертах, в общем, «бездельничал», в чём баба Лёля его и уличала во время воскресных встреч на пироге.
Поехали дальше по словарю.
«Часовать» – клевать носом, жмуриться, позёвывать – в общем, демонстрировать сонливость. «Ирка часует» – указание маме, что меня уже пора уложить спать.
Часовать я начинала вечером, когда вся семья собиралась в кухне, где горела печка, потрескивали дрова, а огромный диван вмещал нас всех. Все тихо разговаривали, делились впечатлениями дня, а я… часовала… Папа уносил меня спать, а уже утром жужжал механической бритвой в проёме полуоткрытой спальни: «Иришка! Опять всё проспала! Сегодня ночью белочка приходила…» – «Как?! – вскакивала я. – Почему ты меня не позвал?!» – «Торопилась белочка, у неё детки в лесу, а тебе конфетку передала». Фокус не устаревал и воздействовал на меня достаточно долго и без осечек. Но я вырастала, белочка постепенно уходила из устного народного творчества отца, а вот её гостинцы запомнились на всю жизнь. Ничего вкуснее, чем конфетки от белочки, я никогда не ела.
Папа, замечательный актёр, так обставлял простую скромную карамельку, что я с восторгом бегала к маме показывать подарки от белочки, с трепетом разворачивала скромную обёртку какой-нибудь «фруктово-ягодной» и повизгивала от счастья. Мама разводила руками: я ей тазики конфет привожу из Москвы, а она с его леденцами носится! Тазики конфет – это не фигура речи. Мама в отпуске всегда заезжала в Москву к своей лучшей подруге – Ирине Баркас (как оказалось потом, матери известного Бориса Баркаса, написавшего слова пугачёвского «Арлекино») и привозила оттуда дефицит, в частности, кофе «Арабика» и невиданные сладости. Конфет мама привозила так много, что они высыпались в тазики, тазики стояли за угловым шкафиком. В эту сокровищницу я, как воспитанный и честный ребёнок, заходила раз в день (ну, от силы два). Поэтому и конфет хватало надолго. В Москву за дефицитом не наездишься.
ТИГРА НЕБЛАГОДАРНАЯ, НОВОГОДНЯЯ
Однажды всё наше почтенное семейство – я с бабушкой в своей комнате, папа с мамой в своей – было разбужено грохотом, звоном, шлёпом, хлопом и брызгами чего-то стеклянного в разные стороны. Все эти звуки произвела огромная новогодняя ёлка, которая не устояла в крестовине и обрушила всю свою природную тяжесть, сдобренную отборными игрушками, на пол.
Это была глубокая ночь, поэтому маме с папой, спавшим в одной с ёлкой комнате, было не до смеха. Нет, не так. Папе было обидно – ёлка, падая, смазала его лапой по лицу. А ведь после этого удара ему надо было ещё проснуться и понять, где и перед кем он был неправ. Потом проснулась мама, включила свет и, посмотрев на папино лицо – а он умел передавать эмоции! – начала смеяться и никак не могла остановиться. В это время в «большую комнату» примчались уже мы с бабушкой и… тоже начали хихикать.
