Живу. Верю. Люблю. Надеюсь - страница 21
Всё же отвлекусь на беляши. Как и всё, во что вкладывала душу и опыт поколений баба Лёля, беляши были сильнейшим пищевым аттрактантом для всех членов семьи. Состояли эти открытые пирожки из истошного шипения, дыма, аромата, пышного и пропитанного всеми соками теста и мясного фарша с необыкновенным, специфически «беляшным» вкусом. Я была тайным и явным соглядатаем и первым поедателем всех бабылёлиных шедевров, вот и помню до сих пор один из способов, как сделать беляши ароматными. Делюсь. В фарш, который несколько раз разводился водичкой, надо было положить много лука, немного петрушки, дробленого перца-горошка, а потом – внимание! – взять лавровый лист, зажать его между ладоней и, перетирая, крошить до мелких-мелких кусочков, которые ссыпаются в фарш. Вот тогда беляши и будут отличаться от всех других мясо-тестичных изделий тем самым беляшным духом.
В тот роковой вечер я припозднилась с работы. Открыв дверь, я увидела мужа и его белое лицо. По нему катилась слеза. Я шёпотом спросила: «Что?!» В его горле раздался клёкот, потом сип, потом он шёпотом же ответил: «Я убью её….» – и снова заклекотал.
Я ворвалась в комнату и тут же остановилась, как будто воткнулась в стену. На подоконнике. Стояли. Голые. Бутылки. Без единой этикетки и пробки, без кисточек и тесёмок, без сомбреро и пончо, без шляпок и наклеек, без фактурной фольги, оборачивающей горлышко. Без всего!!! Ещё не очень хорошо понимая, что произошло, я услышала бодрое бабылёлино: «Ирка, сдавать-то завтра будете, ли чё ли? Он не говорит ничё!». И я поняла. Раньше бутылки сдавали, это было нормально, естественно, даже обязательно – экономить стеклянную тару. Правда, в нашей семье сдаче подлежали молочные бутылки, но после набегов гостей появлялись и разные другие, тогда сдавали и их. Это делала бабушка, презирая семейство за расточительность и нежелание сэкономить копеечку. Условие при приёме тары было одно – бутылки должны были быть чистыми, без этикеток и фольги.
Баба Лёля в наше отсутствие несколько часов боролась со всем, что не позволяло сдать эти бутылки. Она под горячей водой сдирала ножом крепкие, по-буржуазному насмерть приклеенные картинки, фольгу, шляпки и кисточки. И довела дело до конца. Да, это был жест примирения, помощи, доброй воли. Да, за этим следовали бы беляши. И, может, чекушка для зятя, купленная на деньги, полученные от сдачи бутылок.
Это была ошибка пастора Шлага.
Э-э-эх, яду никто не выпил, бабу Лёлю мы с мамой отстояли, мир не рухнул.
А я только через несколько лет решилась пошутить: «Хорошо, что „Америку“ в макулатуру не отнесла»…
На фотографии в верхнем ряду баба Лёля в щикарном пиджаке. Красавица моя!
Ну, и ещё два слова.
«Отутоветь» – тутовый шелкопряд тут не при чём. Это слово значит прийти в себя, отогреться после мороза, очнуться.
«Пищей лезет» – это, скорее всего, плод словотворчества бабы Лёли – от «пищит, да лезет». «Пищей лезла» обычно я, причём, туда, куда меня не пускали – смотреть телевизор поздно вечером, под руку бабушке, когда она шила на «Зингере», к печке, пышущей жаром и огнём. За это бывала обругана, ну, вы помните, как. Если не помогало, призывали маму: «Нинка, я её гоню, а она пищей лезет!»
Милые мои, родные, Царство вам Небесное!
Помню. Люблю.
Ваша Тигра.
На фотографии баба Лёля с мамой (в клеточку), с дядей Борей и его женой.
ПРО МАМУ
Мама. Молодой врач, недавняя выпускница свердловского медицинского. А выпускалась она в 45-м. Тысяча девятьсот. Они жили в поселке Уктус в «своём» доме – так раньше назывались бревенчатые деревянные дома. Дедушка, которого мама очень любила, погиб в 42-м «подо Ржевом» (до сих пор пишу «подо», хотя, может, надо и «под»). До сих пор неизвестно, где точно погиб, у него могилы нет, он у нас неизвестный солдат.