Удар произошел несильный – он успел разочарованно удивиться, – но ноги подогнулись, он сложился на корточки и тогда – как учил Звягин – повалился на бок. Его куда-то потащило – забыл, что надо гасить купол, да и не сумел бы, – но уже подбежали к нему, потянули стропы, отстегнули лямки, поставили на ноги, похлопали, тиснули:
– Молодец! Ну – как?
– Ага, – невпопад ответил он, глупо и блаженно улыбаясь.
Он плохо соображал, его качало. День сиял, как сон.
Только в стучащем, привычном вагоне метро Саша недоуменно вытаращился на Звягина:
– Леонид Борисович! Как же… я прыгнул первый – а в-вы меня в-внизу встретили… в-ведь вы меня подняли?!
– А я обогнал тебя в воздухе, – засмеялся Звягин. – Затяжным летел, понимаешь?
«Полученного заряда ему хватит на сутки. А потом…»
А на следующий вечер позвонила Рита.
Саша снял трубку – и услышал голос…
Пространство поплыло волнами, как мираж, и зазвенело тонким хрустальным звоном. Все эти долгие годы он в глубине души ждал, мечтал, в самые черные часы находил прибежище в грезе: зазвонит телефон – и это окажется Рита.
Этого не могло быть, но это случилось.
– Не ждал? – тихо спросил голос из семилетней дали, из юности, из надежд.
– Нет, – сказал Саша. – Ждал, – сказал он.
– Я увидела тебя вчера в метро. Ты был такой счастливый, прямо светился… А ты меня не заметил…
– Ты, – сказал он. – Это ты…
– Ну, как живешь? – спросила она, так же, как спрашивала всегда, когда он сходил с ума, ожидая ее звонка.
– Хорошо, – сказал он, проглатывая комок в горле. Снял телефон со столика в коридоре и, путаясь в разматывающемся проводе, понес в свою комнату, закрыл дверь. – А ты как живешь?
Голос в трубке помолчал и ответил:
– Плохо…
И это «плохо» вызвало в нем радость и боль одновременно: боль, потому что Рита (его Рита…) живет плохо, – и радость, потому что и она, через столько лет, несчастлива без него.
– Радуешься? – спросила Рита.
– Чему? – ответил он. – О чем ты… Как ты, расскажи…
– Так… Окончила институт, осталась в Ленинграде, работаю…
Он не решался спросить.
– Ты, наверное, женился, – сказала она.
– Нет, – сказал он.
– А я разошлась, – сказала Рита. – Почти сразу…
Раздались короткие предупреждающие гудки автомата.
– Подожди, еще монетку брошу, – сказала она.
– Я могу тебя увидеть? – спросил он. – Если хочешь.
– Если б не хотела – не позвонила бы, наверное.
– Где ты? – спросил он сорвавшимся голосом. – Я сейчас приеду. Ты где?..
– Уже поздно, – сказала она. – Завтра. Я очень хочу тебя видеть, слышишь? Ты придешь? Завтра в шесть, у метро «Балтийская»!
Он так и сидел с трубкой в руке, пока часы не уронили одиннадцать тяжелых бронзовых ударов. До встречи оставалось прожить девятнадцать часов.
…В двух случаях людям нечего сказать друг другу: когда они расставались так ненадолго, что ничего не успело произойти, – и когда разлука так затянулась, что изменилось все, в том числе и они сами, – и говорить уже не о чем.
Саша увидел, как она выходит с толпой из метро – вороная прядь, быстрая улыбка: она была та же самая, она не изменилась, она пришла. Он удивился своему спокойствию, только вдруг вылетели из головы все приготовленные слова – он не знал, что сказать, стоял и смотрел, пока она не протянула ему руку.
Он взял эту руку, помедлил отпускать, смотрел неотрывно, словно зрение насыщалось за все те семь лет, что минули.
Она что-то говорила, он что-то отвечал, ничего не понимая. Он только сознавал, что это она, рядом, оказалось, что они куда-то идут, и она держит его под руку, и он сквозь одежду ощущает тепло ее руки, а потом они очутились за столиком и официантка принесла кофе, и вдруг сразу наступил вечер, звук шагов рикошетировал от каменных стен узкой улочки, он споткнулся на лестнице, больно ударился лодыжкой, и увидел себя в маленькой комнате, свеча дважды отражалась в черном окне, скрипнул под ногой пол, а в углу дивана умостилась с ногами Рита, так, как она всегда любила сидеть, это была она, в том самом норвежском свитере. И постепенно до него стал доходить смысл звучащих слов.
