Живые отражения: Цветные осколки - страница 16
Я протянула ему руку. Врач недоуменно посмотрел на меня и взял за запястье. Некоторое время он молчал, отсчитывая про себя. Потом нахмурился, прислушиваясь к ощущениям в пальцах.
– Странно. Словно эхо какое-то.
– У меня двойной пульс. Потому что я не человек. И если вы обнаружили это только сейчас, у меня много вопросов к вашей квалификации. Вообще у вас странная больница. У человека в коме ни анализ крови не взяли, ни пульс не измеряли. У вас как, ЭКГ уже изобрели? – ехидно спросила я.
– Что?
– Электрокардиография. Ну исследование сердца…
– Я понял. Да, у нас есть такое оборудование.
– Ну вот сделайте мне кардиограмму и удивитесь. Я не человек. У меня нет группы крови, у меня двойной пульс от двух сердец, так что от ЭКГ у вас вообще волосы дыбом встанут. Причем второе сердце вы не найдете, даже если вскроете мне грудную клетку. Это тоже можно придумать? – с триумфом произнесла я и осеклась.
Во время моей пафосной речи врач вообще не проявил удивления. Он только сделал вид, приподняв брови, но актер из него был никакой. У меня было стойкое ощущение, что я не сказала для него ничего нового. Он все это знал. С самого начала знал. Все они сделали: и ЭКГ, и и анализ крови.
– Что за цирк тут вообще происходит? – сердито спросила я
– Вы о чем?
– Да вы издеваетесь надо мной! Твердите, что я все придумала, хотя прекрасно осведомлены и о ныряльщиках, и о моих особенностях! Зачем?
Он, не моргнув глазом, ответил:
– Для терапии. Да, естественно я в курсе, как и все наши граждане, что наша императрица умеет перемещаться между мирами, благодаря чему наша страна в развитии намного опережает всех соседей и занимает лидирующее положение в мире. Ваш рассказ о перемещениях для меня не новость, но мое сомнение должно было вывести вас из равновесия, потому что вся ваша история – это сложная смесь реального и вымышленного. Фантазией вы замещаете какую-то травму. Моя задача – понять какую именно. А также заставить вас усомниться в том, что вы помните, чтобы настоящие воспоминания всплыли на поверхность.
– А в чем вы еще мне врете?
– Ни в чем, – не моргнув глазом ответил он, – я предельно честен. Вы спросили, я ответил.
– С кем вы совещались у моей постели, пока я была в коме? – быстро выпалила я.
– С директором больницы. Он же ее владелец. Мы частное заведение.
– Как его зовут?
– Карл. Карл Финстернис. И что это вам дало? – ехидно спросил он.
– Ничего, – смущенно произнесла я.
В кабинете повисла долгая тяжелая пауза.
– Давайте поступим так, – он достал карандаш и листок из папки, – я хочу попросить вас нарисовать.
– Что именно?
– Что угодно из тех историй, что вы понарассказывали. Любое воспоминание. Но максимально подробно.
– Но я не художник. Я не умею рисовать. Ладно там домик, дерево, фантастическое животное, как меня просили на собеседовании на работу. Но картину…
– А я вас и не на выставку собираюсь отбирать. Мне важно не качество рисунка, а сюжет: что именно вы нарисуете. Если я что-то не пойму, то попрошу вас объяснить: что именно вы старались изобразить.
Я пожала плечами, взяла карандаш, твердую папку, которую он предложил в качестве планшета и листок бумаги.
Что же нарисовать? Хотелось что-то такое яркое, впечатляющее. Но даже приступить было страшно: выйдет то полная фигня.
И тут моя рука самопроизвольно слегка дрогнула и поставила на бумаге штрих.
– Ой, а ластик у вас есть? – спросила я.