– Она тяжело умирала?
– Нет, около недели не поднималась с постели.
Горечь утраты усиливалась оттого, что лишь она одна в последние годы жалела нас. Мать одолевали малыши и бесконечный, до изнурения, монотонный быт – мы с Изой отходили на второй план.
И хотя смерть неизбежна, с этой неизбежностью мириться не хотелось. Умирая, бабушка не переставала думать о дедушке Сандре:
– Если вернётся, пусть ко мне придёт, проведает.
Похоронили её на кладбище Степного Совхоза Родинского района Алтайского края. Её могила, как и могилы многих других, дорогих моему сердцу людей, также превратилась в безымянную – на сельском кладбище ухаживать за нею после нашего отъезда было некому.
Девятый класс позади, впереди – последний учебный год. В летние каникулы я опять работала – пропалывала свёклу и копнила. Предложение отца поработать на соломокопнителе отмела сразу же. Позже, когда осмеливалась рассказать, как мы с сестрой работали на старом, допотопном копнителе, обычно иронизировали:
– Да ладно придумывать! Там крепкая мужская сила нужна, вы бы не справились!
Десятый класс – время первой серьёзной влюблённости. Напротив до-ма новой хозяйки живёт семья Галушко. Их красивый, спортивного вида сын, что закончил школу годом раньше меня, учился теперь в барнаульском вузе, и я с нетерпением ждала каникул, когда он приезжал домой, к родителям.
Это время не добавляло знаний моей голове: я все дни проводила за тюлевыми занавесками и не учила уроков. Я знала каждый его шаг: когда он исчезал, появлялся и кто к нему приходил. Уходила в школу с невыученными уроками – получала двойки. Не слушала учителя – думала о нём. Дела чуть-чуть поправлялись, когда он уезжал в свой институт. Я ругала себя, убеждала, что не нравлюсь, но поделать с собой ничего не могла: мысли постоянно вертелись вокруг него.
Как-то он пришёл за таблицей логарифмов – я потеряла дар речи и выглядела совершенной дурой…
Над влюблёнными обычно злословили, поэтому любовь свою, как могла, скрывала. Понимала, что ему не пара, но глупо надеялась, что через год, когда тоже закончу десятый класс, он обратит на меня внимание.
Частым его гостем был одноклассник Толя Смирнов. В такие дни они находились обычно во дворе и поглядывали на наши окна. Меня это радовало: я беспрепятственно могла наблюдать предмет своей влюблённости.
Как только Смирнов закончил школу, его семья засобиралась в Казань. Толя ехать отказывался – он был влюблён. Однажды к нам заявилась его мать. Хозяйки не было, и мать Толи говорила в сенях с бабушкой. До меня долетали обрывки разговора:
– … жениться!.. Не пара они!
– Она не знает, – донёсся голос бабушки.
– Притворяется… поговорите.
– О чём?!
– Уезжать не хочет.
– Уедет…
– Была бы… не немка!
Ходили слухи, что из Казани он кому-то пишет и интересуется предметом своих сердечных переживаний. Кто бы это мог быть, меня не интересовало.
Однажды пришла я в класс раньше обыкновенного и обнаружила отличника Игоря Л.
– О! А остальные где?
– Так ещё рано.
– У нас часы остановились, боялась опоздать, – объяснила я свой ранний приход. – А ты? Всегда так рано приходишь?
– Да нет.
– Почему сегодня рано?
– Просто… Ты помнишь Смирнова? – неожиданно перевёл он разговор.
– А почему интересуешься?
– Не задавай вопросов – скажи, помнишь или нет?
– Ну, помню…
– И что?
– Что значит «и что»?
– Как ты к нему относилась?
– Обычно. Знаю, что он с Галушко дружил, – они всегда вместе ходили…
