– Давай меняться, что хочешь?
– Марки есть?
– Есть, альбом, классные марки, отец еще собирал.
Притащили мы ППШ в школу, ну не прям в здание, а встретились возле склада, место укромное. Развернули. Саня ахнул.
– Беру… На альбом.
И каждый стал рассматривать свою добычу. Альбом большой, зеленый с ГДР-овской переводкой.
– По рукам.
Время от времени интересовались, как идут «реставрационные» работы. Саня сделал приклад, очистил от ржавчины, смазал. ППШ был готов к контрольной стрельбе. Подогнали мы ему еще патронов с десяток, намытых в ручье. Сам не видел, но говорил, что стрелял, не все патроны, правда, были годны, отсырели. А тут, по случаю, утилизировали списанные лётные перегрузочные костюмы. Ну как утилизировали. Прапорщики с солдатами облили соляркой, подожгли, а сами ушли. Но мы-то были на чеку, выхватили из огня, что ещё не загорелось и наутек. Так костюма четыре и спасли. А гермошлемы, вот, не горят, их бросали под трактор. Те, что для транспортной авиации, разбирали мотоциклисты, а для истребительной были никому не нужны и их давили гусеницами. Но нам удалось отвлечь и один стырить. Когда мы сказали Сане, что у нас есть, его буквально переклинило.
– Тащите, – кричит, – у меня еще марок шестьсот есть.
Ну мы не стали торговаться, принесли.
Одним днем в класс пришла директриса с милиционером. Она спросила Валерку. Тот встал, испуганно взглянув на меня, не понимая, зачем его вызывают и вышел из класса. Потом, уже дома, он рассказал мне, что привели его в детскую комнату милиции и стали расспрашивать, знает ли он Саню и как ему попал ППШ. Дело в том, что Саня вечером накануне, надел летный костюм, гермошлем, повесил на грудь ППШ и пошел на ближайшую станцию электрички, не знаю, прогуляться по платформе, подышать воздухом с запахом пропитки шпал. Но народ на платформе куда-то делся, а позже к нему домой уже пришли… Валерку поставили на учет в милиции, а про меня как-то… может не выдали, хотя их и не пытали. Не знаю до сих пор.
