Так и ходил себе в очках по белу свету, особенно никого не трогая и не напрягая. Однажды, правда Советская армия, неожиданно вмешалась в его не совсем застенчивую студенческую жизнь. Даже по зрению медкомиссия признала абсолютно здоровым.
Особо не доверяя ей, Веня все же захватил очки с собой, скорее, на память – как талисман удачи, точно так же, как парень может прихватить с собой во взрослую жизнь плюшевого мишку, помогавшего ему преодолевать ночные детские страхи.
А носить перестал, впервые у Вени не стало привычной клички. Как-то сравнялся со всеми, на нём уже нельзя было зацепить свой взгляд – такая же почти белая, выжженная солнцем, просоленная потом и невзгодами гимнастёрка. Без очков, в одном строю, видя «невооруженным» взглядом грудь четвёртого, ничем не отличающегося от него…
Единственное, что иногда угнетало его свободолюбивую натур у – не очень уважал долгое пребывание в противогазе, отягощенное среднеазиатской жарой. Совсем ему эта близость не нравилась, можно сказать, с первого волнующего свидания.
А поскольку очки с этим прекрасным резиновым изобретением профессора Зелинского совсем не дружат, то «очкарикам» давались некоторые послабления. Оказывается, не зря Веня их взял с собой, нечего им было сачковать на «гражданке»!
Тут как раз очередная полугодовая инспекторская проверка подошла. Подшили подворотнички, почистили оружие, зубы и сапоги и, покрасовавшись на плацу, выгнали машины с радиостанциями в горы. "вошли в связь"…
Всё вроде ничего, остались стрельбы на полигоне. А тогда, в начале 70-х, у них было прелестное, можно сказать, штучное, оружие, не в пример всемирно известному «калашникову». Это были самозарядные карабины Симонова «СКС» – прекрасный, почти музыкальный десятизарядный инструмент с поблескивающим холодным благородным блеском откидным штыком. Теперь такой эксклюзив доверен только Президентскому полку и всяким там Ротам Почётного караула. До сих пор Веня с ностальгией вспоминает карабин с номером ЮЮ-865 и датой изготовления- «1948 год».
На стрельбах надо было лёжа поразить две ростовые мишени и один «пулемёт». Ростовые фигуры влияли на оценку, но если оставил пулемёт целым – точно «двойка». На всё про всё полагалось пять патронов, один из которых был трассирующий.
Вся прелесть заключалась в том, что стрелять надо было в противогазах. И Веня, надев очки вместо противогаза, уже заранее подшучивал над своими друзьями со стопроцентным зрением – в резинке со стёклами стрелять, конечно, можно, но, скорее, из автомата, а не из карабина.
Мало того что стёкла дают искажение, так ещё и потеют постоянно, как их глицерином или мылом не надраивай…
Стреляла в этот раз часть как нельзя плохо, и когда Веня с другом, Шурой Яворским, последней «парой» пошли на огневой рубеж, вслед послышались малолитературные, но вполне искренние слова ротного Виктора Ефименко о том, что если сейчас будет ещё одна двойка, то часть снимут со стрельб.
«Щёлк-щёлк, бабах-бабах…»– и так четыре раза в мозгу и плече Вени отразились звуки стрельбы и толчки отдачи. Сбоку нёсся такой же грохот от карабина друга.
«Вот, – думает, – какой я замечательный охотник оказался, как якут-оленевод… Все мишени завалил, ещё и один патрон остался… Куда бы ещё „шмальнуть“, чтобы патрон старшине не сдавать?»
Приподнявшись на локте и наблюдая за гордо торчащими мишенями Шуры, только и успел подумать: «Ну что он медлит, сейчас же они сами упадут».
