Главное, Дом художников имел свой фонтан, что совсем немаловажно в жаркой Средней Азии.
Вода, правда, в нем бывала довольно редко, но историй, связанных с ним, было предостаточно.
Как-то с утра пораньше Веня заметил на улице явное оживление.
Вокруг фонтана сновали незнакомые люди, да и больно много их сразу стало для небольшого двора.
Подъехал грузовик с двумя овцами в кузове. Их перекинули на землю и привязали к деревьям. Откуда- то появился здоровый котёл-казан, затем куча дров. По двору сновал шустрый распорядитель-киргиз, который тут же забраковал дрова и велел привезти саксаул с дровяного рынка. От него же стала ясна причина столь шумного действия:
N, один из «небожителей Дома художников», выдавал замуж свою единственную дочь. Свадьба должна была состояться по всем местным обычаям, с многочисленными родственниками и гостями с обеих сторон. Причём толпа, совершившая набег на наш двор, была ещё маленькой частью тех многочисленных соплеменников, которая намеревалась осуществить основное празднество в горах, в родовых аулах жениха и невесты.
"Той", так у киргизов называется праздник, длящийся несколько дней и на котором они едят, что называется, «от пуза». Помимо колоритных персонажей постоянных жителей высокогорья, двор стали наполнять и более цивилизованные лица.
Среди них явно выделялся черноволосый статный красавец лет тридцати в модном тогда пластиковом галстуке-«селедке» на нейлоновой белоснежной рубашке. В середине 60-х годов нейлоновые рубашки, вместе с плащами «болонья», только-только начали появляться за границей. Вокруг ходили слухи, что привозят их обычно дипломаты да ансамбль «Берёзка», и стоят они почти целую месячную зарплату. Черноволосый красавец был узнаваем легко, это был набиравший тогда известность местный писатель. Тогда уже начали выходить его книги, и портреты автора мелькали довольно часто.
Некоторое оживление в непривычную суету двора внёс ослик, запряженный в двухколесную арбу, доверху наполненную саксаулом, похожим на корни сухих деревьев.
Потянуло дымом…
Человек пять взялись за главное. Глаза их горели непонятным, диким блеском, плутая то по белой, то по чёрной овце, гортанные выкрики заглушали всё окрест.
Спор шел жаркий и жесткий, какая из них первой пойдёт под нож.
Конец спору положил писатель. Первой на закланье определили белую, и она, прощально блея, встала, как на Лобном месте, в середине фонтана.
Дальше уже было что-то совсем дикое и жестокое, на что никому из детской компании, и смотреть-то не захотелось…
Окровавленные, дымящиеся куски мяса летели в казан. Белая нейлоновая рубашка писателя стала бурой от пятен крови, густо покрывших его грудь и рукава. Невозмутимым оставался только ослик, привязанный к дереву рядом с чёрной овцой.
Он меланхолично жевал что-то, справедливо рассудив, что копытным нечего вмешиваться в игрища и развлечения двуногих. Мудрый ослик прекрасно понимал, что большая поклажа на спине – это вовсе не наказание, а гарантия личной неприкосновенности и уверенности в завтрашнем дне, теплом хлеве и щедрой кормежке…
Дальше процесс поглощения всё набирал и набирал обороты, увеличивая гору костей рядом с фонтаном. Бешбармак гости поедали руками, как и положено потомкам кочевников, как они привыкли тысячелетиями, и никакие попытки "цивилизовать" этот процесс не привели бы ни к какому положительному результату даже в среде национальной интеллигенции, пусть и творческой или начальственной.
