Жизнь и судьба Михаила Ходорковского - страница 37



А в магазинах – просроченные продукты. Их везут слишком издалека. И часто не успевают довести.

Питьевая вода покупная. Жидкость из водопровода пить невозможно: слишком пахнет хлоркой и нефтью. В ней даже мыться рискованно. Говорят, что местные женщины предпочитают красить волосы в темные тона, потому что после мытья они могут приобрести сине-зеленый оттенок.

А над городом вечно горят факелы: в них сжигают попутный газ.


Ходорковского поселили в пятизвездочной по местным меркам гостинице, а точнее деревянном доме, построенном на болоте, в тридцати километрах от одного города и семидесяти от другого.

Михаил Борисович летает на видавшем виды вертолете с дырами в полу и ободранными скамейками, зато «Юганскнефтегаз» предоставил боссу джип «Тойота» со спутниковой связью. На банкире джинсовый костюм и шерстяной жилет. На носу очки. Больше всего он смахивает на молодого выпускника Физтеха.

И вот, посмотрев на город Нефтеюганск, подышав его воздухом и ощутив на себе все «прелести» местного климата, Ходорковский и совершает первый «косяк»: благополучный москвич приходит к совершенно естественному выводу: «Здесь жить нельзя!»

И имеет неосторожность выступить с этим перед нефтеюганцами. Он говорит, что население Нефтеюганска нужно сократить до тридцати тысяч и работать вахтовым методом, что, кстати, выгоднее. А остальных переселить на «большую землю».

Его поняли с точностью до наоборот: «Он хочет засыпать песком наш город! Он нас просто за людей не считает!»

Это выступление запомнят и будут еще долго записывать ему в пассив, даже те, кто потом станут его сторонниками: «Ну, был у него «косячок» в самом начале…»

«Он постоянно пенял Советской власти, что она, осваивая «нефтянку», вместо вахтового метода, как во всем мире, стала строить в местах, непригодных для проживания человека, города, не просчитывая экономические, социальные и политические последствиями, – вспоминает Алексей Кондауров. – А хлебать полной ложкой от этого «мудрой политики» пришлось Ходорковскому, когда все грохнулось в девяностые».

Куда более серьезным «косяком» были увольнения. Еще в 1996-м, когда «МЕНАТЕП» только выиграл залоговый аукцион и инвестиционный конкурс, из ЮНГ[53] было уволено около одиннадцати тысяч человек. Правда, большинство потом трудоустроили.

«Для меня всегда трудно было принимать решения, которые могли ухудшить положение людей, – рассказывает Василий Шахновский. – Абстрактную приведем ситуацию. На войне военачальник может послать людей на заведомую смерть на отвлекающий маневр. Он форсирует реку там-то, посылает батальон, а дивизия в двадцати километрах. Батальон посылает на верную смерть. И знает, что эти 300—400 человек погибнут. Это тяжелейшее решение, и военных к этому готовят. Они на живых людей смотрят как на материал. Это профессия такая.

Часто бывали случаи при работе и в мэрии, и в компании, когда, принимая решение, ты каким-то людям делаешь плохо. Кто-то чего-то лишается, кто-то лишается работы, кто-то лишается денег, но ты знаешь, что гораздо большему количеству людей становится лучше. Я схематично изображаю. Для меня это всегда было проблемой. Мне тяжело принимать такие решения. Я их принимал, но мне это было тяжело.

А вот люди типа Ходорковского готовы к таким решениям в очень больших масштабах. Миша был к таким решениям не просто готов, он их принимал постоянно. Для него это не было проблемой. Притом, что он человек с достаточно серьезными моральными принципами.