«Фронту нужны профессионалы. У тебя два варианта. Первый: детей в детдом, сама на фронт. Второй: с детьми в санитарный поезд. А вообще-то, есть третий вариант – догадайся какой?» Какой – она поняла сразу! Лагерь! Второй раз оттуда она не выберется.
Мозг работал быстро и чётко. Детей в детдом? А если она погибнет на фронте? Кому они будут нужны? А если и выживет, найдет ли она их? А в санитарном поезде уж если и погибнут, то все вместе.
Взгляда Лизавета не отвела и через секунду отчеканила: «Санитарный поезд».
Уже через сутки ее с детьми в компании с другими женщинами-медиками отправили в Челябинск, где формировался санитарный поезд. Она оказалась не одна с детьми, были ещё товарки по несчастью. Коллектив санитарного поезда был замечательный: дружный, работящий. В ящиках под вагонами держали кур – были и яйцо свое, и мясо. На крышах вагонов выращивали зелень. Пели песни по вечерам, мотали бинты, намывали вагоны и опять пели. Стучали колеса, мелькали деревья и домики за окнами. Вдруг взрывы, пламя, крики – состав бомбили немецкие самолеты. Так Лизавета поняла, что они уже на фронте или в прифронтовой полосе.
Сколько потом за два неполных года было таких бомбежек, обстрелов. А сколько раненых прошло через ее руки, она и вспомнить не могла.
А дети? Ребятню разместили в отдельном купе: были здесь и груднички, и дошколята, и дети постарше. Матери «забывали» о них порой на сутки. Ребята затихали в своем купе, когда военные действия шли совсем рядом. Окошко им закрывали досками. Свечка горела в прикрученной к стене гильзе. А они молчали, не требовали ни воды, ни еды, не просились на горшок. При резких остановках поезда детки падали, случалось, ломали руки, ноги, но гипс им накладывали в последнюю очередь, когда оказывалась помощь раненым и заканчивались операции.
В детском купе оставались только малыши, а те, кто постарше, шли помогать матерям.
Мужчин в команде санитарного поезда практически и не было. Зато были раненые бойцы, изголодавшиеся по семьям. Они несли деткам сахар, шоколад, леденцы, смотрели на них мокрыми от слёз глазами. И неважно, были они крестьянами или рабочими, учителями или инженерами… Все они были уставшими от войны мужиками, и во взгляде их была тоска. Жуткая тоска по дому, по детям, по семье.
Вот среди этих раненых, искалеченных войной людей Лизавета встретила его – ленинградца Василия. Того человека, который пробудил в ней женщину.
Первый раз она увидела его на операционном столе. «Жаль мужика, такой молодой, а без руки, да еще и правой», – думала Лизавета, ассистируя хирургу.
А он увидел ее впервые на перевязке и не смог скрыть восхищения: «Какая красавица!» И как-то так стало получаться, что постоянно стали они встречаться… правда, пока только глазами – в вагоне, в перевязочной, на остановках. А когда Василий узнал, что Лизавета молодая вдова да что у нее два пацаненка, встречи стали преднамеренными. И тогда в своих мыслях к слову «красавица» он стал добавлять – «Моя!». Она не была против. Наконец-то Лиза поняла, что такое любить, а не только быть любимой. Она старалась наверстать все, что было упущено за эти годы. Покойный муж постепенно растворялся в ее воспоминаниях, а вскоре и совсем ушел из ее жизни.
Василий остался работать в поезде. Инвалидом назвать его было невозможно – одной рукой он делал все. Ему мог позавидовать любой здоровый мужчина.
