Хотя Тимошка предполагал, что именно так всё оно и будет, но всё-таки не выдержал и спрятался за широкую спину своего названного батюшки.
– Вон он, наш дом, – показал мальчик на просторную крепкую избу в два этажа, – его мой дед Илья построил. Мы там все вместе жили, пока родители и дед от холеры не померли.
Пётр Сергеевич согласно кивнул и привлёк Тимошку к себе:
– Есть такая беда в России. Целые деревни от этой болезни вымирают. Самое обидное, что причиной тому – заражённая вода. Стоит только начать кипятить воду, и болезнь отступает.
– А ты смог бы вылечить маму и папу? – заглянул Тимошка в лицо доктору.
– Не знаю, – честно признался тот, – но обязательно попробовал бы. Я уже два раза ездил на холерные эпидемии. Один раз в Ростов Великий, а потом – в далёкую Среднюю Азию.
Повозка плавно остановилась у калитки, и Тимошка легко взбежал на родное крыльцо. Дверь была подперта поленом.
– Наверное, все на огороде, – предположил мальчик, – ведь пора картошку сажать.
Раздвигая заросли калины и бузины, Тимофей повёл Петра Сергеевича за угол дома, где у Петровых был большой огород.
– Муха! – обрадовался мальчик, когда ему под ноги с мяуканьем бросилась пёстрая кошка. – Муха, Мушенька, как ты тут без меня?
– Это ещё матушкина кошка, – объяснил он доктору. – Можно я её с собой возьму?
Пётр Сергеевич улыбнулся:
– Возьми. Будем надеяться, что Сима нас с ней не выгонит.
– Не выгонит, дядя Петя, – горячо прошептал Тимошка и прижал к себе худенькое кошачье тельце. – Небось, голодная. Тётка-то её не очень жалует.
– Доброго здравьица, барин. Дачу снять изволите? Это мы завсегда, со всем нашим почтением, – пропел из-за угла ласковый женский голос.
Тимошка вздрогнул: прямо на него, улыбаясь во весь рот и наскоро поправляя сбившийся платок, шла тётка Маня. Она льстиво согнулась и отвесила Петру Сергеевичу приветственный поклон:
– С сынком, барин, желаете въехать? Сынок-то у вас какой хорошенький – копия папашенька.
Она перевела взгляд на Тимошку, осеклась и стала как-то неловко, боком сползать по стене дома.
– Чур меня, чур, – закрестилась тётка, – ты же в лесу сгинул…
Она осмотрела Тимку с ног до головы и даже дрожащей рукой подёргала его за нарядную курточку.
– Не сгинул, как видите, – вежливо сказал Пётр Сергеевич. – Мы с Тимофеем, собственно, приехали за тем, чтобы сообщить вам, что я усыновляю этого мальчика.
От звука его голоса на бабу словно ушат холодной воды вылили. Она резко вскочила, подбоченилась и вздёрнула голову:
– А ты, господин хороший, кто таков есть, чтобы мне указывать?! Мой племяш! Что хочу, то с ним и делаю! Он мне ещё за хлеб-соль не отработал. Я его всю зимушку кормила, поила, лучший кусок от своих детей отрывала, сама недоедала. Не бывать такому, чтоб мои дети в деревне в навозе копались, а Колькин Тимка в барчуках в городе жил. Хочешь – бери себе вместо Тимки моего Кирьку. Или, вон, Катьку забери, она девка справная. Готовить, стирать тебе будет.
Тимошка даже зажмурился от ужаса: а ну как Пётр Сергеевич и впрямь передумает и усыновит Кирьяна или Катюху.
«Значит, так тому и быть, – вдруг вспомнил он мамину любимую приговорку. – Видно, не судьба мне…»
Но Петр Сергеевич, казалось, не обратил внимания на слова тётки. Он устремил на разъярённую женщину спокойный взгляд и тихо спросил:
– Как я понимаю, часть этого дома принадлежит Тимофею?
Баба замолчала, только глаза сузила от злости.
