«Жизнь, которая вправду была» - страница 5

В 1960 году в жаркий летний день, кажется, в июле, пришел я вновь на знаменитый «пятачок». Ветер с Невы колыхал выцветшие ленты, дребезжал жестяною листвой венков, стоявших у подножия строгого гранитного обелиска. Петляя меж затянутых густою травой воронок, траншей и обрушившихся землянок, вилась тропинка в сторону невского берега. По ней прошел я на обыкновенную деревенскую улицу. Под окнами играли ребятишки, бродили куры, женщины развешивали на веревках белье…

Целый день я провел здесь, побывал во многих домах, познакомился со многими, ставшими для меня дорогими людьми. И то, что я узнал, наполняло мое сердце гордостью за этих простых русских людей, оказавшихся достойными героического прошлого «пятачка». А вернуть эту землю к жизни было совсем не просто – для этого нужен был (я не боюсь такого слова применительно к мирным дням) подвиг.

Первые послевоенные годы на «пятачке» даже трава не росла, – так напичкана она была ржавым рваным железом. Да разве только осколками?! Целые артиллерийские склады были найдены и обезврежены на территории «пятачка», не говоря уж об отдельных минах, снарядах, патронах.

Люди вернулись на свои родные пепелища и с превеликим трудом, лишь по какой-нибудь гирьке от ходиков отыскивали место, где раньше стоял их дом. Но несмотря ни на что они обжили эту мертвую землю. Это для меня стало просто чудом – сидеть со старым солдатом, прошедшим всю войну и вернувшимся сюда, на «пятачок», возле его нового дома за самоваром в настоящем фруктовом саду, выращенным им! Для того, чтобы вырастить этот сад с десятком плодоносящих яблонь, этому человеку пришлось руками перебирать всю землю на глубину не менее двух метров! «Раньше-то я садоводом не был, – рассказывал мне старый солдат. – Я вырастил этот сад из принципа». Вот это я понимаю – принципиальность!

А потом я с десятком добровольных проводников отправился на невский берег, на широкие песчаные отмели. В лицо пахнуло запахами большой реки: водорослями, песком, смолой. Горел костер – это смолили лежащую вверх дном лодку. По Неве плыли тяжелогруженные баржи. Река жила своей жизнью – она работала.

Но каждую ночь она выбрасывала на берега, на отмели разные предметы. Почти все они – немые свидетели грозных дней «пятачка». Вот далеко не полный перечень предметов, которые мы тогда отыскали на берегу в районе знаменитой переправы: проржавевшие гильзы, куски солдатских ремней, противогазы, саперные лопатки, остатки сапог, затворы и другие части винтовок и автоматов, каски, автоматные диски, солдатские котелки, осколки…

Двое мальчуганов, умело работая веслами, как это делают ребята, живущие с малолетства на большой реке, перевезли меня через Неву, и я оказался в Невской Дубровке. Когда мы осенью 1942 года пришли сюда, чтобы занять исходные рубежи для наступления, здесь ничего не было – перед нами простиралось изрытое траншеями и воронками пустое поле. Лишь груды битого кирпича говорили о том, что раньше здесь был поселок…

И вот я увидел новую Невскую Дубровку. Я ходил по ее асфальтированным, обсаженным молодыми деревцами улицам. Застроены они в большинстве своем каменными многоквартирными домами. На том месте, где до войны был Бумкомбинат, высятся теперь корпуса деревообделочного комбината, одного из крупнейших в стране. Над Невой белеет колоннами здание Дворца культуры. Словом, Невская Дубровка – родная сестра тысячам маленьких городков, которые за минувшие после войны годы возникли в нашей стране повсюду.