– Рад за вас, Алекс. Доказать сможете?
– Легко! – радостно заявил тот. – И доказать. И арестовать. И экстрадицию организовать. Все, что пожелаете. Вы себе представить не можете, как вас ждут на родине, господин Сафронов!
Господин Сафронов-Савенко внезапно понял, что прикидывает расстояние от своего локтя до кадыка стиляги Алекса и мысленно просчитывает силу удара, да такого, чтобы убить наверняка.
– И не надо на меня так смотреть, – сказал Алекс торопливо, – убивать меня бесполезно. Просто добавите себе статью. Поверьте, мы можем договориться.
Савенко погладил одеревеневшую мышцу бицепса. Еще секунда и договариваться надо было бы со следующим Алексом.
– Сколько? – спросил Сергей.
– Вы о чем?
– Вы сказали, что мы можем договориться. Сколько?
– Вы о деньгах?
– Нет, о волшебных бобах! Шутите, наверное?
– Нет, деньги здесь не при чем, – заявил Алекс с искренним удивлением. – Зачем нам деньги? Из-за денег мы бы вас не трогали…
– Класс! И как прикажете с вами договариваться. Сразу предупреждаю, натурой не получится. Я лучше вас прибью!
– Слушайте, я тут недалеко знаю одну пиццерию, днем там пусто. Неудобно как-то на ходу. Вопрос, все-таки, серьезный. Там на тротуаре припарковаться можно.
В пиццерии с итальянским названием действительно было пусто, но Алекс, который очевидно бывал здесь не в первый раз, призывно махнул рукой и направился к лестнице, расположенной в правом углу верхнего зала. Они спустились в подвальчик и уселись за небольшой столик в нише – тут было настолько тихо, что, казалось, наверху нет шумных столичных улиц, полных яростного, почти летнего солнца, млеющих от жары людей и горячих, как консервные банки, брошенные в костер, машин.
Официантка с усталым лицом включила дежурную улыбку, получила заказ на кофе и удалилась, а в руках у Алекса возникла тоненькая папочка и хрупкая пластиковая упаковочка с мини-диском.
Савенко разглядывал его пухлую, неприятную физиономию, рыжевато-белесые редкие волосы, спадающие на лоб гитлеровской челочкой, водянистые, на выкате, непонятного грязного цвета глаза и подумал, что у парня только одна черта не вписывается в общий облик – тяжелый, правильно очерченный подбородок. Эта была деталь, украденная у другого типа лица, отчего при взгляде на Алекса создавалось впечатление, что кто-то ошибся, составляя фоторобот.
Но, зато, если судить по подбородку – воли и целеустремленности Алексу было не занимать.
– Дома посмотрите, – сказал он, передавая Савенко мини-диск. – Любопытно, знаете, этакие ностальгические воспоминания. И документики там интересные, познавательные, можно сказать, документы. Ну и …
– А в папке что? – перебил его Сергей.
– В папке? В папке только фотографии, и то чуть-чуть. Из армейских архивов. Институтские. Для вящей убедительности.
– Убедили уже. Что вам нужно?
Алекс посмотрел на официантку, ставящую перед ними чашки с «эспрессо», и совсем по-детски улыбнулся.
– Именно это я вас сейчас и объясню.
Он, словно фокусник, извлек из-под стола прозрачный файл и вытащил оттуда еще два документа – сколотые скобами листики, которые положил между собой и Савенко так, чтобы оба могли их одновременно рассмотреть.
– Вот, – сказал он. – Давайте-ка вместе глянем…
Обе бумаги представляли собой сканированные копии архивных документов.
Из архива какой конторы они были взяты можно было только догадываться. С копий их принадлежность тщательно убрали. В одной бумаге речь шла о господине Сафронове – подробно, надо сказать была написана объективка, мелким кеглем на три странички.
