– Вот что, ты уж, Севка, сделай, что можешь, а нам пора. В любом случае бери, что получится, и завтра в три мы у Насти встречаемся. Адрес помнишь?
– Угу.
– Ну, вот и хорошо. А ты, Леха, не расстраивайся, все нормально будет. Я тебе обещаю.
С тем они и ушли. Я честно старался что-то изобразить, но голова была мутная, руки не слушались. Мазал, мазал – всю поверхность холста заляпал. Уже во втором часу ночи плюнул на все и завалился спать. Прямо здесь же, в мастерской. Спать до смерти хотелось.
Проснулся около одиннадцати. Хоть человеком себя почувствовал. Глянул на холст – ужас! Мазня мазней. Тогда сотовых телефонов не было, а то бы сразу кинулся Игорю звонить, что ничего не вышло, и на день рождения я не поеду. Но делать было нечего, уговор дороже денег. Умылся, намарафетился, мазню свою засунул в этюдник, и – в метро. Через всю Москву еду в гости – картину дарить. Еду, а совесть прямо заедает. Злюсь на себя, на приятелей, с которыми выпивал, на Леху, что поздно узнал про день рождения. Но наконец, доехал, звоню в дверь.
Настя открывает, вся нарядная, радостная. А за спиной у нее Леха с Игорем маячат. Мне ободряюще кивают и подмигивают. «Ну, – думаю, – сейчас перестанете, как мою мазню увидите. Пропадать, так с музыкой!»
– Настя, – говорю, – с днем рождения тебя! – и даже в щечку поцеловал. – А вот и мой подарок – специально для тебя картину писал, правда, не высохла еще.
И достаю свою мазню из этюдника. Думал, сквозь землю провалюсь. Но ничего, выдержал. Как рак, красный стою, холст в руке, показать не решаюсь. Все гости сбежались – человек десять – парни, девчонки.
Тут Игорь ко мне подходит и так по-хозяйски:
– Ну-ка, ну-ка дай посмотреть, что ты там ночами вымучивал, какой шедевр.
Забирает у меня холст и ставит на стул посередине комнаты на всеобщее обозрение. А у меня в голове: «Вот моя настоящая минута позора!» Если бы гости вход не загораживали, то убежал бы – только меня и видели. Зубы стиснул, весь потом покрылся, но стою.
А все молчат. Смотрят то на картину, то на Игоря. Он ведь среди всех самый авторитетный и понимающий. А тот тоже молчит. Многозначительно бороду мнет и разглядывает мою мазню, будто никогда не видел. Долгую такую паузу держал, я уже потихоньку стал к двери пробираться. Но тут Игорь изрек:
– Ну, ты, Сева, просто ошарашил! Это же настоящий шедевр! Посмотрите, какая глубина мысли, какая экспрессия! А мазок, какой уверенный! Поздравляю! А тебе-то, Настя, как повезло! Такие вещи обычно не дарят. Это же можно сразу в частную коллекцию или музей, м-да!
И Леха тут же рядом головой кивает и поддакивает. Тут все наперебой давай мою картину хвалить; я уже немного приободрился. Настя за молотком кого-то послала, чтобы тут же над кроватью мой шедевр водрузить. Прибили, повесили. Ну а потом, конечно, все в большую комнату, за стол. Торт, вино – все своим чередом. Я даже в роль непризнанного начинающего гения вошел.
Перед уходом я еще раз в Настину комнату зашел. Весь вечер моей картиной восхищались, может, думаю, я чего-то не понимаю? Надо свежим непредвзятым взглядом свое творение оценить. Зашел, глянул – мазня мазнёй. Но все довольны, а именинница больше всех. Может, до сих пор моя картина у нее в комнате висит. Вот вам истинная история одного шедевра.
Все помолчали.
– А что дальше было? Ну, у вашего друга с Настей, – спросила молоденькая Лиза и смутилась.
