Жизнь = Путь. Только личное - страница 2

Я всегда мечтала о путешествиях. В детстве, посмотрев «Три толстяка», представляла как буду колесить по Европе в фургончике, летая над сценой как Суок – героиня Лины Бракните. Но в то время от городка Свободный Амурской области, окутанного сиреневым туманом багульника, где тогда зависли мои родители, скитаясь из одной геологической партии в другую, до Европы было как до Луны. Единственные европейцы – польская семья, жившая в соседнем домике. Тогда я не понимала, откуда в дальневосточных степях, поросших багульником, поселились поляки. И только намного позже, уже во взрослой жизни, узнала, что вокруг городска с гордым названием Свободный находилось огромное количество лагерей для… «врагов народа», «изменников Родины». И соседи поляки попали сюда не по своей воле. Их привезли в теплушках, из которых надо было выходя вставать сразу на колени. И на коленях ползти к вокзалу. Встать можно было только, чтобы сразу загрузиться в машину. Так заставляли делать всегда, при любой погоде, в любое время года. Впрочем, я тогда и не знала ни о чем таком. Советский Союз был лучшей страной на свете. Все люди братья, жизнь прекрасна и удивительна. Я так считала, и очень искренне.

Польские соседи учили меня польским песенкам, сооружали из моих косичек что-то ультрамодное, и все время говорили о том, как они поедут в Польшу, с таким мечтательным придыханием. Я не завидовала, а тоже мечтала вместе.

Над моим топчаном висела огромная карта Советского Союза, когда я просыпалась, то видела первым делом наш Дальний Восток, ленточку Амура, «селедочный» Сахалин, нанизанные жемчугом Курилы, россыпь Японских островов. Чтобы посмотреть где Польша, надо было встать на шатающийся топчан, моего роста как раз хватало только прочитать знакомые по соседским разговорам названия – Варшава, Краков, Катовице. Варшаву я увидела, совсем недавно, и впечатления были далеки от тех детских ожиданий. Но это потом. А пока я накручивала круги по сиреневой степи. Багульник, когда цветет, такой нежный. И еще ирисы – я больше нигде не видела их в диком виде и таком количестве. Варшаву же я пройду намного позже.

Таким видел путешествия по Европе мой старший сын лет в 14.

Первый мой выезд за рубеж – поездка по гранту в программе «Business for Russia» в Соединенные Штаты, еще с советским загранпаспортом. Я представила проект на английском, защитила его письменно и устно перед не говорящими по-русски от слова совсем, американцами, прошла конкурс в 50 человек на место. Было классно, но об этом как-нибудь позже.

1997 год, Вашингтон. Я на выходе из Белого дома. Только обозрела Овальный кабинет и прочее.

Больше всего мне не понравилось в Штатах, что там практически никто не ходит пешком. Ну бегают по утрам в Центральном парке и прочих таких местах, но мы в Нью-Йорке жили от парка далековато. Хотя нет, в Нью-Йорке народ как раз ходит, вернее, несется по улицам. Только времени свободного нам практически не давали, видела я только то, что показывали. А я ведь та еще кошка, что гуляет сама по себе. И достопримечательности как таковые меня не интересуют. Особенно те, что 100500 раз сфотографированы и выставлены в Интернете.

Потом выросли дети, ушла мама, разогнали мультимедиа студию, где я работала; защитилась кандидатская по религиозной идентичности, идею которой я придумала ранним утром в Niagara Falls, когда увидела на одной улице энное количество церквей и храмов всевозможных конфессий и приходов. В придачу я раздробила свои коленки и целый год еле передвигалась очень странно, часто застывая на месте, потому как сердце останавливалось. От болевого шока.