– Чтобы их не компрометировать. Чтобы никто не мог давить на них из-за жены.
– Ого! Я этого не знал…
– Многого вы не знаете! В домах наших прослушка… в постоянном режиме проводится. Это в обязательном порядке. Как пить дать. КГБ старается. Их это работа. Консьержи от них приставлены соответствующие для присмотра за инакомыслящими, за болтунами и за трепачами в каждом подъезде, а то и на каждом этаже. Даже так! Агенты комитетские чётко следят за ними за всеми. Это их хлеб. Чуть чего… и на ковёр… Глаз да глаз за прокурорскими работниками неусыпный, чтоб не шалили, не бузили, секреты не разглашали, тайны не выдавали по-пьянке… или так… ненароком. Чтобы помалкивали на людях. Ну и за нами, за жёнами, тоже. Если быть точнее, то за их половинками. Вне зависимости – мужик это или баба.
– Ого! Вот даже как… А что… и мужики половинками бывают…
– Да уж… бывают… Теперь это модно… Не то ещё бывает…
– Оппа! Приехали…
– Да уж… приехали… Дальше некуда… Тренд сейчас такой. Ну вы поняли, про кого и про что я хотела сказать… Это же очевидно. К маме не ходи. Как то, что белое это белое, а красное это красное. Про кого же ещё… Про них… Про гендеров… Вы же такие сообразительные… – соседка по дивану махнула рукой. – И потом эта прилипчивая зараза во все отрасли нашей жизни залезла. Дальше некуда. Внебрачные дети валом повалили. Ещё и эти… изнасилования многолетней давности… Да и многое другое…
Женщина остановилась, наморщила свой лобик, что-то вспомнила…
И тут её словно подменили. Прорвало её. Она заговорила, как оратор на трибуне. Ярко. Яростно. С примерами. Говорила обо всём. Как должно быть. И как есть на самом деле. И что надо делать! Да! Об этом! Именно! Николай Гаврилович в юбке! И… в сетчатых чулочках…
Кульков опешил. Он сидел и изумлялся.
А как не будешь изумляться?
Ведь перед ним, перед мужиком, находилась дама с весьма и весьма хорошими деловыми качествами. Начитанная и образованная. Культурная.
Поэтому поневоле пришлось взять себя в руки, крепко, с силой натянуть болтающиеся поводья, чтобы конь не брыкался, не артачился, не кочевряжился.
Василию Никаноровичу и самому хотелось показать людям безобразия, творящиеся в стране.
Он и не думал отказываться от непритворной, прямой и жёсткой критики властных персон, которых Кульков стремился припечатать к стенке при случае и без случая.
Те черти полосатые это заслужили. Да-да! Заслужили!
Василий Никанорович был сражён женским интеллектом, огромной осведомлённостью, умением рассказывать, доносить до самого нутра и невероятной способностью увлекать.
Да! Красавица умела это делать. И делала твёрдо и уверенно.
Она умела говорить. Она умела выступать.
«Ого! Она – оратор. Она – трибун. Цицерон в юбке. Она прекрасный собеседник. Очень. И весьма. Эта мадам Грицацуева. Приятно с ней общаться», – подумал Василий Никанорович, но вслух этого не произнёс, постеснялся. Зато про другое озвучил. Громко. Доходчиво. Простыми русскими словами. Чтоб понятно было. Во всеуслышание. Про не приходящие к нему и к другим российским людям праздники он постарался изложить.
Вот что он вслух и громко произнёс:
– Вы, миледи, всё правильно говорите. Верно. По делу. И в тренде, так сказать. Всё по-современному. А я вот праздники хочу к нашему разговору привлечь, присовокупить. Только они, они и ещё раз они могут нам помочь в данной ситуации. Только они могут спасти нас от неминуемой гибели. Только они могут выправить тонущий корабль и вселить надежду в наших сограждан, в их светлое и прекрасное будущее. Чтоб они жили и не тужили. Как вам такое?
